Лучи уходят за горизонт. Кирилл Валерьевич Фокин

раздался звонок:

      – Как дела? – усталым голосом спросил отец.

      – Всё хорошо. Иду на лекцию по теории государства.

      – Как Бишоп?

      – Хорошо. – Иоанн вспомнил, что хотел поблагодарить за него отца.

      – Ладно… – сказал отец. – Он звонил мне.

      – Из-за чего?

      – Через месяц будет заседание попечительского совета.

      – Ты приедешь?

      – Да. У меня будут к тебе вопросы по Академии, поговорим в воскресенье.

      – За мной заедут?

      – Да, днём в субботу.

      – Спасибо. У меня для тебя есть подарок.

      – Да, мне Бишоп рассказал. Поздравляю.

      – Ладно… – Иоанн уже отошёл от корпуса. – А что там за драка в Европарламенте?

      – Драка? – переспросил отец. – Из-за Евроармии?

      – Это же твой проект?

      – Нет, ну не только мой…

      – Я слышал, они проголосовали против.

      – Правильно, – подтвердил отец. – Но это не имеет значения. Прибалты с поляками устроили шумиху, что это будет не армия, а фикция, что они предпочитают НАТО…

      – И скандинавы, да?

      – Поляки хотят, чтобы их защищали от России, – сказал отец. – А Россия сама в наблюдательном совете этого проекта, вот и обиделись. На самом деле там всё нормально – французы, немцы и итальянцы подписались, а Вашингтон мы убедим на «большой восьмёрке», так что эти ребята… – Отец кашлянул. – Остальное не по телефону.

      – Понятно, – сказал Иоанн. – Ладно, у меня тут лекция…

      – Пока, – попрощался отец. – Матери позвони.

      3 мая 2039 года. Поезд Дели—Пекин

      Элизабет прижалась спиной к стенке туалета: ногой упёрлась в унитаз, протянула над раковиной левую ладонь и растопырила пальцы. В мягкой коже между указательным и большим пальцем темнел небольшой квадрат, вживлённый чип-идентификатор. Элизабет взяла нож покрепче и надавила режущей кромкой лезвия на кожу.

      Поезд повернул, Элизабет тряхнуло, но она сохранила равновесие. Нож был недостаточно острый, но выбирать не приходилось. Эта штука в руке ей надоела, этот чип-идентификатор её просто достал: свидетельство покорности, клеймо позора, которое теперь вживляют поголовно всем воспитанникам детских домов. Элизабет вживили чип одной из первых, ещё до того, как процедура стала массовой и обязательной: христианский дом спасения «Надежда», белое трёхэтажное здание на берегу экологически чистого озера Бхалсва, опасался побега юной воспитанницы.

      Попав в детский дом в двенадцатилетнем возрасте, спасённая из рабства Пурпурного Человека Элизабет вела себя, мягко говоря, непросто. Сперва она отказывалась разговаривать с воспитателями, объявляла голодовки и даже нападала на врачей. Психиатры несколько раз пытались диагностировать у неё нарушения в развитии, и только её цепкий взгляд, быстро оценивавший происходящее, помог распознать в Элизабет умную, способную, но до смерти напуганную