Лучи уходят за горизонт. Кирилл Валерьевич Фокин

заполняла рот и носовой проход; откашлявшись, Элизабет увидела паутину из ниточек слюны, тянущихся из носа и изо рта. В рвоте она видела кровь.

      «Нужно было согласиться с Капилой, – решила она, и собственные мысли её испугали. Она поспешила отползти от лужи со рвотой и завернулась в дырявое покрывало, стараясь не обращать внимания на мерзотный запах. – Нужно было хотя бы попробовать, потому что лучше не становится, а становится только хуже, и теперь, когда ОН убил моего единственного друга, того, кто со мной заговорил, впервые за всё это время, кто хотел помочь, кто хотел нас спасти… Теперь я должна сделать это сама. Теперь я должна убить своего хозяина!»

      Но сама она ничего не сделала, а через месяц полицейское управление Дели наконец-то получило ордер на арест инспектора Лакшая Шеноя, подозреваемого в педофилии, похищении людей, многочисленных изнасилованиях и покушениях на убийство.

      20 августа 2017 года. Фарнборо

      «Около этого времени распространилась моровая язва, из-за которой чуть было не погибла вся жизнь человеческая. Возможно, всему тому, чем небо поражает нас, кто-либо из людей дерзновенных решится найти объяснение… Причину же этого бедствия невозможно ни выразить в словах, ни достигнуть умом… Ибо болезнь разразилась не в какой-то одной части земли, не среди каких-то отдельных людей, не в одно какое-то время года, на основании чего можно было бы найти подходящее объяснение её причины, но она охватила всю землю, задела жизнь всех людей… она не щадила ни пола, ни возраста».

      Иоанн перечитал эти слова, написанные византийским историком Прокопием Кесарийским в VI веке нашей эры, и задумался. Вещи кажутся иными, рассудил он, если смотреть на них с полуторатысячелетней высоты. И всё же Иоанн сильно сомневался, что его современники, обладатели учёных степеней и въедливые исследователи, были мудрее, чем Прокопий Кесарийский. Их забудут, а Прокопия будут читать и спорить, пока живо человечество.

      Насколько же дальновидным оказался хитрый византиец, предоставив будущим поколениям возможность общаться с ним напрямую, а не восстанавливать картину его размышлений по жалким крупицам! «Вместо разговора с профессором, – хохотнул Иоанн, – лучше поговорить с Прокопием. И пользы больше, и беседа приятнее».

      Наслаждаясь величайшим изобретением человечества – словами, Иоанн переписывал начало своей работы, посвящённой императору Византии Юстиниану Великому, и мысленно сравнивал себя с Прокопием. Он написал этот текст полгода назад для вступительного экзамена в Политическую академию Аббертона и был зачислен, как того и хотел отец. Текст Иоанну нравился.

      Основываясь на недавних публикациях, Иоанн доказывал, что крах усилий Юстиниана по возрождению Римской империи объясняется не, как традиционно считалось, чрезмерным перенапряжением Византии, то есть не глупостью императора Юстиниана, а объективным фактором: бубонной чумой,