Линейный крейсер «Михаил Фрунзе». Владимир Коваленко

не указал схватить тебя, но тут хорошо помогают пушки «Ольги», наведенные на полицейское управление. Опять же, большинству все равно, кого ловить. Платили бы жалование вовремя, да чинами и наградами не обходили…

      Теологос выдохся. Осмотрел бутылку. С сожалением отставил:

      – Подождет, сперва частоты обсудим. Потом добрый стаканчик, и спать: раз «сверка приборов» завтра с утра, выдрыхнуться ночью не получится. Как же я соскучился по нормальной боевой задаче! Делегатов связи предоставите?

      – Двоих, за дверью ждут. Увы, им будут нужны переводчики – у парней неплохо с английским и немецким, но греческий…

      – Угу… Значит, один пойдет ко мне на «Ольгу». Второй…

      Полез в стол. На свет появилась карта салоникского порта и окрестностей.

      – Позицию менять будете?

      – Нет. Но, случись что, ход дадим. Хорошо бы, чтобы никто случайно под форштевень не подвернулся.

      – Тогда второго – сюда… Чтобы вас, если что, свои не приложили. Так?

      Три головы склонились над столом. Горяч октябрь сорокового года: три дня назад переворот, завтра война. А сегодня…

      Дверь кабинета распахнулась настежь.

      Теологос поднял голову.

      – Кто? Какого?

      Стук каблучков, быстрый и неотвратимый, словно гусеницы танка: очень-очень легкого, но все-таки танка. Эта девушка не умеет ходить тихо, ходить медленно, сворачивать с пути… По улице идет – словно эсминец в торпедную атаку выходит, только за спиной развеваются полы длинного, до пола, пальто.

      Клио. На мгновение Ренгартену показалось: она та же, что пять лет назад. Те же умные карие глаза, те же непослушные каштановые локоны, что не признают никаких причесок, кроме перепутанной ветром гривы, те же чернильные пятна на пальцах – под перчатками. Даже алый шарф примерещился, как и россыпь профсоюзных значков.

      Только прежняя Клио ни за что не надела бы шляпу, для нее это был символ буржуазного ханжества. Левую символику сменила государственная: у сердца приколота бело-голубая розетка. У нее даже голос поменялся. Раньше был -как колокольчик, стал – словно пение антенн на ветру.

      – Я должна временно принять гражданскую власть в городе.

      У нее за спиной – секретарь с папкой, в дверях – разводит руками адъютант Теологоса.

      – Экселенц, к вам ее превосходительство министр трудовых ресурсов. Клио…

      Фамилию он выговорить не успел.

      – Ты!

      Ее превосходительство министр на миг замерла – так замирает волна, прежде чем рухнуть вниз. Шагнула вперед.

      – Ты!!!

      Звонко хлопнула пощечина, за ней другая.

      – Правильно, – раздался спокойный голос контрадмирала.

      И – все. Буря стихла, в комнате снова ее превосходительство. На мгновение даже глаза уставились в пол. Ненадолго! Голова снова вздернута, руки за спиной. Глаза чуть сощурены. Уверенная, целеустремленная, спокойная, только по щекам разливается румянец – ярче, чем краснота на физиономии кап-три. Если в нем и