Принцесса, сыщик и черный кот. Андрей Бинев

ничего не понимая, вышел, сел на пол и достал из ножен меч. Он не спал до утра, он ожидал теперь чего угодно, только не добра!

      Зато спокойно спала императрица и видела новый сон. Тот же Ангел, посланник Божий, плыл в сиянии перед ее взором и тихо вещал:

      „Убедилась ли ты, Елена, в словах моих? Вижу, убедилась! Слушай дальше: крест разбойника Диаса укажет тебе, где ты воздвигнешь монастырь и, сделав это, крест превратится в Кота. Кот убьет гадов и уйдет на побережье, а ты там поставишь другой монастырь, но женский, и будут там жить с той поры коты и кошки, а служить им будут четыре монахини. Четыре, потому что у креста четыре оконечности. Аминь!“»

* * *

      – А утром, когда императрица проснулась и все высыпали на палубу, под яркое, теплое солнце, крест разбойника Диаса исчез неведомым образом, столь же неведомым, как и попал в трюм. Замки остались нетронутыми, ни одной щели, ни одного лаза. Но как только все посмотрели на гору, то увидели, что на плоской ее вершине воздвигнут Диасов крест, указуя на то место, где должен стоять монастырь. Вот так появился Ставровуни, где по сей день и хранятся главные фрагменты Святого Креста. Их можно увидеть, если ты мужчина…

      – А крест Диаса, бандита этого? Где он теперь?

      – Рассказывают, что он превратился в большого черного кота, одноглазого и клыкастого, каким, говорят, был сам Диас. Кот тот извел всех гадов и ушел на берег, в Акротири. Там с тех пор действительно есть монастырь святого Николая, женский, и в нем живут четыре монахини, мрачные старухи. И еще там полно котов. Но я там ни разу не был. И не пойду…

      – Почему?

      – Не пойду, и все! Мне своих забот хватает! А там человеку нечего делать! Не чисто все это!

      – Что ж тут нечистого?

      – Кошки эти, да коты…

      – Глупости все это. На поверку окажется выдумками. Вот увидите! Четыре сумасшедшие старухи чешут за ушами у десятка кошек. Вот как получится! Бьюсь об заклад.

      – Не скажите, мистер Роман! Их там не десяток, и за ухом у них чесать вряд ли кто захочет. Это уж я точно знаю.

      – Откуда? Сами же говорите, не были там.

      Старик засопел, поднялся и, не глядя в глаза Роману, стал убирать со стола.

      – Нет, погодите, Костас! – сказал Роман. – Ведь вы мне не все сказали.

      Старик молчал, глядя на море и не выпуская из рук пустого горшочка из-под «клефтико» и ополовиненного кувшина.

      – Что вы туда смотрите, Костас? – засмеялся Роман. – Солнце давно уже село. Ничего же не видно! И почему вы молчите, черт побери?

      Старик сел на скрипучий деревянный стул, поставил на стол горшочек и кувшин.

      – А вы хорошо говорите по-английски, мистер Роман. Слишком хорошо для русского полицейского…

      – В этом нет ничего странного. Я когда-то изучал язык всерьез. Думал заниматься филологией. Даже перевел на русский пару толстых и умных книг. Но время все изменило… Пришлось заняться довольно неожиданным для себя делом. Разве у вас такого не бывает?

      – У меня нет. Мой прадед, мой дед, отец и два старших брата делали «клефтико» в этой таверне. Теперь их нет в живых,