Поповичи. Дети священников о себе. Мария Свешникова

дерево переставало капризничать и давало урожай. Бледного, чуть мутного сока налили в граненый стакан. Я сделала большой глоток… Кто начал кричать первым, уже не вспомнить. Точно не я, потому что я пыталась продышаться, порядочно глотнув самогона. Мама требовала срочно уехать, папа невозмутимо уверял, что протрезвею я быстро. Бабушка, спрятавшая самогон рядом с соком, обвиняла дедушку в том, что он его не нашел и не выпил.

      Если серьезно, то, что дедушка выпивал, никак не укладывалось в рамки нашей семьи. Как и то, что он работал на заводе. И неслучайно. На самом деле дедушка был летчиком. Папа вспоминал о нем: «Отец учился в педагогическом институте в Москве, там они и познакомились с мамой. Последний перед войной год он преподавал летное дело в городке Ораниенбауме в Ленинградской области, и оттуда его взяли на фронт. Довольно быстро он попал в плен, потому что его контузило во время боя. И потом переводили из города в город, из лагеря в лагерь. Отовсюду он пытался совершить побег и всюду неудачно, но, слава Богу, остался жив. А мама моя ждала. Она как-то рассказала, что, когда мы жили в Алтайском крае, куда нас эвакуировали, ей приснился сон: по небу летит множество красивых икон. Для нее словосочетание „красивые иконы“ было не имеющим никакого смысла – красивым может быть пейзаж. Но оттуда ей сказали: „Он жив“. Иконам она значения не придала, а информации, которую они передали, поверила. И дождалась. Мы вернулись назад в Петергоф, в Петродворец, и мать привезла отца из последнего лагеря в Латвии в 1945 году, в 1946-м родилась сестра Вера. Отца забрали, когда я учился в пятом классе. И какое-то время мы не знали куда. Прожили так несколько месяцев. Хорошо, что сохранились точные сведения, что он не был предателем, поэтому его не высылали никуда, но с военной службой было, конечно, покончено – он считался человеком опасным. В конце концов отец стал главным механиком на заводе и умер довольно молодым, ему было немногим за шестьдесят».

      Дедушка Вася был на фронте, бабушке приходилось очень непросто. И не только в бытовом плане. Хотя тогда для папы самой вкусной едой были оладьи из картофельных очисток, а самое любимое блюдо и сегодня – макароны или гречка с сахаром. Была у бабули особая, личная драма: она хранила письма мужа, но никому никогда не показывала. А ведь в то время подружки ходили друг к другу читать вести с фронта. Не показывала потому, что стеснялась: каждое письмо дедушка, подшучивая над женой, подписывал «Любящей Марусе от любимого Васи». Память об этой эпистолярной несуразице она переживала до конца жизни.

      Мамина мама, бабушка Таня, была педиатром. Она приехала в Москву из Ржева, где ее отец был известным протодиаконом. Бабушка рассказывала, как его расстреляли немцы за то, что он отказался петь им гимны. Гораздо позже я поняла, что она боялась сказать правду: вероятнее всего, он был убит большевиками. Преступление было тем же – прадед отказывался петь песни, но… прославляющие советскую власть. Я высчитала это довольно просто: к 14 октября 1941 года, когда немецкие войска заняли