Красный закат в конце июня. Александр Лысков

Паисий пропал в начале мая.

      Видели, как он с саженным сачком на плече спустился от храма к реке. Из мутной водицы пытался загрести рыбу, ослепшую от ила. Удалялся вверх по течению.

      И словно в воду канул.

      Ежедневно дьякон Пётр читал по нём молитвы о здравии. Потом через день поминал – и реже.

      И хотя дьякон не был в сан рукоположен, но, обвыкнув, самовольно вступил в должность. По своему усмотрению стал править службы.

      По нахождении Никифором тела утопшего дьякон Пётр отслужил за упокой. На похоронах дружно решили, что соскользнул рыболов с глинистой кручи в глубь и запутался в рясе.

      Однако квартировавший в это время в церковной пристройке мытник Пахом, перед положением тела отца Паисия во гроб, указал всем собравшимся на пролом в черепе мертвеца. И вправду, разглядели под сединами синюшную вмятину. И рубец на коже хотя был и размыт, но ясно различался.

      Выходило – убийство.

      А кто же враг-злодей? Кому православный поп встал костью в горле?

      Ясное дело – язычник.

9

      Двадцать лет отец Паисий проповедовал среди угорцев и тихим словом, и грозным проклятьем.

      Отчаялся донести Христово учение по-славянски. Замыслил язычникам алфавит, письменность греческого начертания.

      На досках вырезал буквы. Доски заострил с одного конца и вбил недалеко от кузницы Ерегеба в прибрежный песок сплошным щитом.

      Из любопытства собралось вокруг достаточно местного люда.

      Закат выдался пёстрый, расписной. Будто само небо из своих перьев и клоков складывало слова, тоже хотело что-то сказать.

      Отец Паисий в потрёпанной рясе, с крестом на вервяном гайтане ткнул себя в грудь.

      – Ен![62]

      Повторил врастяжку:

      – Е-е-е… н-н-н.

      Одновременно указывал на буквы деревянной азбуки.

      Прутиком на песке ещё и рисовал их.

      Для закрепления науки опять ударил себя в грудь («Ен!») и ткнул в пропись.

      Угорцы угрюмо молчали. Некоторые даже отпрянули, когда отец Паисий приблизился и пальцем указал на мальчика:

      – Те![63]

      Мальчик засмеялся.

      – Т-т-т… е-е-е.

      То же было перерисовано с досок на песок.

      – Те! – выкрикнул понятливый отрок в лицо отцу Паисию, отчего священник благодарно перекрестился.

      Следующее слово первого урока было «мы». По-угорски – «ми».

      Потом слово «Истен», значит – Бог.

      Я… Ты… Мы… Бог…

      Для первого урока достаточно.

10

      В каждый погожий день лета открывалась школа на берегу.

      Постоянно вертелся вокруг отца Паисия внук шамана – Пекка. Ещё несколько безымянных угорских мальчишек. Да бобыль Балаш. Да сын Кошута – Габор. Да тётка Водла – эта скорее из женского расположения к отцу Паисию, чем от потребности в грамоте.

      Время от времени, по пути на игрища, набегали угорские парни и девки.

      Бывало, к сумеркам весь берег испишут буквами и словами.

      C холодами затея сникла.

      А замысел продлился. По просьбе отца Паисия первый его прихожанин, ныне

62

Я.

63

Ты.