Длинные ноги Кафки. Сборник произведений. Глеб Нагорный

птичье молоко – ох, далеко не всё… За этим шоколадом нередко вообще начинки нет, да и сам шоколад этот – с плесенью… – Амадей перевел дух, потянулся к пиву, задумчиво глянул в пустую кружку, пожевал пересохшими губами, с обреченным вздохом поставил сосуд на место и занудно провещал: – Правда, «фарца», говоря нынешним языком, она даже не столько «прикидом» определяется, сколько отношением к закону. Ведь она же, в отличие от настоящего предпринимателя, не по закону и договору живет, а «по понятиям» и «бандитским распискам». Потому что законы «моль» принимать начала. За торговым рядом, веером, в растопыр. И уже не поймешь: мальчики с перстнями или перстни с мальчиками… Вот в чем весь ужас-то! Все они – за деньги, но категорически против их зарабатывания. «Украшать» для них давно стало производным от «красть». А порядочен для них лишь тот, кто не делает больших подлостей из-за маленькой выгоды. И не могут они зарубить себе на вмятых носах, что если очень хочется, но нельзя, то, значит, нельзя для всех, а не – пытаться купить-подкупить. Нельзя! И пока у них сознание «фарцы», то кроме «Джойнт – Сток Компани Лабаз» им ничего лучшего не придумать. Менталитет не тот. Впрочем, с таким словом им фарта не будет – выговорить не смогут… Знаете, «Граммофон», может, и золотой, только игла у него – золотушная; пиджаки, конечно, замшевые, только вот подкладки у них – замшелые. Да и разве дело в «Граммофоне»? По всем отделам так: рак души, метастазы совести. Посмотрите вокруг, – Амадей обвел зал истерзанным взглядом и развел руками, – пришло время кабаков: вкусу учимся у официантов, манерам – у швейцаров, чистоте – у посудомоек… А управленцы?! Вы только взгляните на эту шатию интеллектуальных кастратов – лица после вчерашнего, мысли позавчерашние. И куда ни глянь – бациллы коррупции, так и летают вокруг, так и вьются, всё живое вокруг себя заражая, честное в лживое перекраивая. И что любопытно: у них, у чинуш этих, одно из двух: или морды, или зверюшачьи личики. Не заметили? При этом совершенно отсутствует самость. Смазанные, невзрачные, в толпе теряющиеся. Им бы не в норку облачаться, а в норах жить. Все друг на друга похожи, как из одного инкубатора. Цыплята такие мутировавшие, с душами коршунов. А лиц нет. Клювы только. Отсюда и проблемы. Мы их не замечаем, а они из толпы выжмутся, за лодыжку – хвать, и обратно в толпу. Ку-ку… ку-ку… Нет его. Ищи-свищи. Лица-то нет. – Флёр рассмеялся. Взгляд Амадея залиловел. – Вам смешно?.. Не до смеха скоро будет. Попомните мое слово. У них же зубов больше, чем у нас – лодыжек.

      – По-моему, вы уже не о коршунах говорите, а о волках… Или собаках… – подметил командируемый.

      – Те же яйца – только в профиль, – махнул рукой Папильот, продолжив: – А поймаешь его, смуроглазого, он на тебя испуганной мышью глянет да как запищит: «Пи-пи…» Как тут не пожалеть? Беги уж, мыша. Только ты его отпустил, а он по новой – хвать! хвать!.. И такой он перевертыш хитрющий: ты зверюшку ищешь, а он уже курлыкает; только ты его за крыло поймал, а он