Длинные ноги Кафки. Сборник произведений. Глеб Нагорный

пиджака или с серой дымкой? Галстук цвета тины или салатный? – справился Перфораций, нервно огладив топорщившуюся щетку светлых усов.

      – Лучше, где я на себя больше похож, – подался вперед Флёр.

      – А нигде, – скрипнул Дагерротип.

      Перфораций усмехнулся, оголив нездоровые, но в негативе меловые зубы, и вручил Флёру оба варианта.

      – Да-а-а, – озадаченно протянул командируемый, рассматривая полароидные пластинки. – Вот те раз. Что же это всё значит?

      – Призрачность облика, я предупреждал. Плюс быстротечность процесса, – пояснил Перфораций.

      – И что же мне теперь делать? – подавленно выдохнул Флёр.

      – Выбирать, – заявил Быстродей. – В третий раз еще хуже может получиться. Зато бесплатно.

      – Я второй вариант, пожалуй, возьму, – без энтузиазма пробормотал командируемый.

      – Нам без разницы, – отозвался Быстродей.

      – Первый вариант предлагаю повесить на стене в качестве художественного портрета, – заносчиво предложил Перфораций.

      – Издеваешься? – обиженно шмурыгнул Быстродей.

      – А что? – парировал Перфораций. – Апофеоз твоей деятельности и всякого быстродейства. – Он взял со стола две рамочки и вложил в них снимки.

      – Кр-р-а-с-с-а-вец, вылитый призрак. – Перфораций с любовью посмотрел на творчество Быстродея.

      Полароидный лист отображал Флёра в четырех одинаковых жизнеутверждающих анфасах: пятно пиджака, желтая размытая рубашка, галстук в тине, на замусоренном дне – конвульсирующий мутант-Томми цвета гнилого апельсина. Лицо у Флёра отсутствовало. Две кровавые безобразные капли, нависнув над сорочкой, пытались сорваться вниз – это были глаза. На снимках, где командируемый был сфотографирован в профиль, вообще кроме серого пятна пиджака ничего не было.

      Внизу каждой фотографии виднелись цифры, но отчего-то они выстроились в кривую линию, и понять, что это было за число, не представлялось возможным. Кривая отдаленно напоминала расплющенную горизонтальную восьмерку с рваными кольцами – символ бесконечности.

      Перфораций попросил у Дагерротипа столярные инструменты, вышел из комнаты, выбрал самое видное место в приемной, вколотил гвоздики и повесил на них рамки.

      – Сними немедленно, – запротестовал Быстродей.

      – Глупый ты, – оборвал его Перфораций. – Посмотри, как хорош. Выражение лица отсутствует. С фоном сливается. Да и непонятно, честно говоря, где тут фон, где тут он… Разве не к тому мы в Здании все стремимся? Ты еще за это отображение премию получишь.

      – Думаешь? – Быстродей с сомнением посмотрел на шедевр.

      – Уверен. В искусстве что главное? Не выделяться и делать всё как можно быстрее, – заявил Перфораций. – Вам не пора? – прервавшись, обратился он к Флёру, который угрюмо смотрел на рамки, нервно теребя второй вариант: с дымчатым пиджаком, морковной рубашкой, абрикосовым Томми-Тимошкой в салатных водорослях, с вытаращенными, возбужденными – какими-то