Русский Хэллоуин. Роман-перформанс. Глеб Нагорный

в Москве особо в движухах участвовали. Чуть ОБЭП заявится – вы сразу на самолет. Извините, конечно.

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Согласен, надо было ввязываться. Эх, сколько я в Москве из-за этого потерял. Знал бы, из драк не вылазил.

      ЛЕОН. Так мы вроде и так из них не вылазили. Ну… это… Вы-то, конечно, образно.

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. А я вот не образно хочу. Хочу по-настоящему, по-русски. Так, чтоб харя в кровищу. Так мне тошно сейчас. После всего… (Пауза.) Знаешь, чтоб нос сломанный и почки отбитые. Чтоб души перелом! Открытый!

      ЛЕОН. Ну, это я могу, конечно, устроить. Но вы ж меня закатаете потом.

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Не закатаю. Слово даю.

      ЛЕОН. Олигарха слово?

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Его.

      ЛЕОН. Не подпишусь тогда. Болека вон просите. Беню, в смысле.

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Кстати. Точно! Как я сразу не догадался? (Противным голосом.) Беняяяя!

      Входит садовник, шофер и чистильщик бассейна – Бенедикт. На нем прорезиненный фартук с нагрудным карманом. В одной руке огромные садовничьи ножницы. В другой – букет из алых и белых роз из зимнего сада.

      БЕНЕДИКТ. Hello, Роман Андреич! How are you?

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Fine. Слушай, Бень, дело есть. Отметель меня, пожалуйста. Хандра у меня.

      БЕНЕДИКТ. Вы ж меня закатаете потом.

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Вы сговорились, что ли?

      БЕНЕДИКТ. А я чё, подписывался, чтоб меня в Лондóне хоронили?

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Да никто тебя не собирается в Лондоне хоронить. Тем более, что до него отсюда пилить и пилить.

      БЕНЕДИКТ. А где тогда? На природе? Или, может, в зимнем саду? Букет я уже нарезал. (Ставит цветы в вазу.)

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Ты что, Бень, не понял? Я тебе сделку предлагаю.

      БЕНЕДИКТ. Cóntract, в смысле?

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Вроде того.

      БЕНЕДИКТ. Ну а conditions’ы какие? (Кладет ножницы на стол.)

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Ну, какие-какие. Поспаррингуемся просто. Я тебе десять фунтов дам.

      БЕНЕДИКТ. Я ж вас умочалю, Роман Андреич. Какое поспаррингуемся?

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Ты мне не хами давай. Я, между прочим, на морфлоте когда-то служил. Руки удар еще не забыли. Ого-го удар какой!

      БЕНЕДИКТ. А смысл? (Обращается к Леону.) Ты можешь что-нибудь объяснить?

      ЛЕОН (пожимает плечами). Опять за старое взялся. Тоска, чего непонятного? Этот… сплин.

      БЕНЕДИКТ. Так, может, шотландских цыган лучше закажем? Или бухнем просто? В пабе.

      ЛЕОН. Five o’clock’a еще нет.

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Я не хочу в паб. Я крови хочу!

      БЕНЕДИКТ. Это вам, Роман Андреич, в Москву надо. К «ватникам» и «пиджачникам». Или к «юбочникам» на Трафальгар. Там оттянитесь. За десять не согласен.

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Двадцать.

      БЕНЕДИКТ. Fifty.

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Тридцать пять.

      БЕНЕДИКТ. Семьдесят.

      РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Ты на английском только до пятидесяти научился считать? Сорок. И ни пенни больше.

      ЛЕОН. Роман Андреич, вспомните Москву. Вы там тоже не умели торговаться. И чем это всё закончилось?

      РОМАН