Алгоритм страха. Ноэми Норд

одземный кишечник медленно переваривает нахлынувшую морозную массу, жует ее, дробит, смешивает, извергает из клоак, скармливая размякшие тушки улицам, супермаркетам, соляриям и стадионам.

      Глаза толпы тусклы и безжизненны.

      К чему эмоции, если мозг мастурбирует манз. В нем свирепствует заунывный вой, призыв пасть на колени, смириться и разжать кулаки.

      В этом вое мало слов, но каждый слог с младенческих лет врезан в память.

      – Убей!

      – Убей!

      – Убей!

      При первых звуках манза движение приостанавливается, дверцы вагонов замирают, стражи вытягиваются по стойке смирно, закрыв глаза.

      И вот уже все на коленях.

      Но погрузившись в какофонию, выплыть, не растеряв часть мозга, невозможно.

      И даже если одна из бесчувственных тушек свалится на рельсы, толпа не выйдет из анабиоза, хотя бы на секунду вынув потные затычки из ушей.

      Манз всемогущ, он останавливает время, его звуки повелевают пластиронам прекратить на время погоню за беглецами, а несчастным жертвам позволяют пару минуть передохнуть на коленях.

      Уделив внимание манзу, толпа снова поднимается и спешит по делам.

      Двенадцать раз в день хомячки обязаны включать наушники с Манзом.

      Он более чем традиция. Он увещевание и напоминание, обращение и очищение, вдохновение и забвение.

      Короче, Манз – связующий раствор каждого с каждым и каждого с ним.

      Он понятие довольно-таки абстрактное, и у каждого свое.

      Сначала говорили, что он рассеянный во Вселенной след печального скитальца.

      Потом, вспомнили, что он тот, кто жаждет многих костров из книг и ученых дев.

      Иным он являлся странным ребенком, сидящем в позе лотоса и вещающим о том, что любовь – есть боль, а высшее наслаждение – агония смерти.

      Дошло до того, что вера обратилась в шантаж, а сострадание к ближнему воплотилось в стратегию легких побед.

      Разнообразные ипостаси породили в свое время массу мнений и споров, ставших стержнями опустошительных мировых войн.

      Беспрерывные сражения разрушили в прах цветущие страны и города. Огненный смерч прокатился по земле.

      И в результате Большого Ядерного Недоразумения планета обезлюдела.

      С тех пор прошли века.

      Взрывы и вой сирен затихли. Но среди развалин еще кое-где копошились выжившие.

      Они выползали из бункеров и катакомб, прорытых в метро, снимали противогазы и маски, оглядывались, по-детски радуясь солнечным лучам.

      – Смотрите: солнце наконец-то пробилось сквозь черный туман.

      – Земля оживает.

      – Поможем ей возродиться.

      Люди хотели жить и, не жалея сил, огораживали радиоактивные зоны колючей проволокой, расчищали развалины, хоронили обгоревшие трупы.

      Они расчистили зону, чудом избежавшую смертельного заражения. И на картах испепеленного мира, появился последний человеческий мегаполис, уцелевший в котле Ядерного Недоразумения.

      2. Долг пластирона

      Никто не заметил, что в метро прибавилось стражей.

      Их легко узнать в толпе, зрачки ушиты неоном, виски сотрясает адреналин, а ноздри пятый месяц процеживают молекулы сероводорода, извергаемые клоакой толпы.

      Слуги дьявола ищут половину дьявола.

      Она ангел.

      Юный белокурый, звенящий от смеха, с лучами, которым тесно в глазах.

      Их мало, половинок смерти.

      Ангела определить легко.

      Вдруг поймешь, что хочешь засыпать ее цветами, лепестками, ароматом, сиянием камней, взмыть с ней над планетой, дать крылья…

      А потом обломить их и наблюдать за стремительным падением в вихре пушистой мишуры.

      Стражи выполняют долг ревностно.

      Хозяин должен быть не просто здрав мозгом и аппетитом.

      Стальная сила мышц и звон сухожилий – вот что приветствуют демоны.

      Лишь этой музыке исчадия ада рады служить.

      Стражи бродят с утра до вечера по пьяным от мартовского озона улицам, заглядывают в глаза прохожих, сдирая маски с лиц ночных бабочек.

      Они безжалостно вырывают прелестниц из рук кавалеров, уничтожают корзины с цветами, втаптывая в подтаявший лед пестики и тычинки, пока цветочницы с воплями разбегаются от них в разные стороны.

      Непросто распознать аромат редчайших генов в воздухе, наполненном оттаявшим озоном, дыханием ландышей и приторных гортензий.

      Ангелов для хозяина ищут по запаху.

      Говорят, им не свойственно смердеть.

      Их кровь будоражат коктейли райских садов, и тысячи винных букетов легкомысленным хороводом веселят души, доводя до умопомрачения.

      Но вот уже третью неделю демоны рыщут