Летописцы летающей братвы. Книга третья. Геннадий Федорович Ильин

слабой работы ОБП. И, конечно, нарушитель спокойствия Кисляков:

      – Спасибо за критику, товарищи коммунисты. Мы учтём ваши замечания. Но я не перестану бороться с явлениями, когда в ущерб авторитета журнала, в нём печатаются материалы кому – то нужных людей, научных работников, готовящихся к защитам диссертаций, и потому обязанных иметь для этого ряд опубликованных работ, чиновников, стремящихся повысить свой рейтинг и продвинуться в должностях и званиях. Журнал рассчитан на массового читателя, а по существу его читают лишь авторы статей и корреспонденций, Любовь Степановна и военный цензор.

      Последнее предложение Юрия Александровича вызвало улыбки и смех.

      С заключительным словом выступил докладчик. Он похвалил активность коммунистов (значит, тема актуальна), пожурил, пощекотав нервы Кислякова, за политическую близорукость, зная наперёд, что после его выступления дискуссии не будет, и пожелал всем творческих удач.

      С тех пор коллектив разделился на две непримиримые группировки – мироновцев и кисляковцев. Случилось это за три года до моего появления, да так и осталось. Ни о каком компромиссе речи быть не могло.

      Обо всём этом мне рассказал Юрий Александрович, когда мы, уединившись на лестничном пролёте, нещадно смолили сигареты «Ява».

      – Ты человек новый, так что выбирай, какую сторону поддерживать. Не сомневаюсь, что кто-нибудь из прихлебателей Миронова к тебе обязательно подвалит. Силёнок у них маловато…

      – А ведь ты прав, бродяга, – признался я Кислякову две недели спустя. – В прошлую субботу Светлицын предложил мне составить компанию на «мальчишнике», но я отказался, сославшись на свою язву. По–моему он был разочарован.

      – Ну, что я тебе говорил, – взбодрившись, ткнул он указательным пальцем в стол, как будто ставил точку на чём – то решённом. – Но учти, твой отказ даром тебе не пройдёт. Если ты не у них, значит, на моей стороне. И самолюбивый Макс найдёт повод насолить.

      – Скажу тебе по секрету, что в твоём отделе Анька соблюдает нейтралитет, а вот Редьки глядит в рот Главному. Так что будь осторожен: в фотоделе ты новичок, а подставить тебя – Димке ничего не стоит.

      Он как в воду глядел. Дмитрий Григорьевич нанёс мне два таких болезненных апперкота, пославших меня в нокдаун, от которых я и сейчас, вспоминая, чертыхаюсь. Но подробнее об этом расскажу попозже…

      К концу рабочего дня в отделе появилась Татьяна Николаевна Цветкова, старшая в машинописном бюро. Коренная москвичка, одетая по последней моде и в макияже, выглядела лет на двадцать пять, хотя я, успев изучить контингент, знал, что ей уже давно за сорок. Блондинку молодили большие голубые глаза, округлое, без единой морщинки, лицо и высокая упругая, на взгляд, соблазнительная грудь, искушающая её пощупать. Печатала она, не глядя на клавиатуру, как пулемёт, выкладывая на заправленный в каретку лист не менее двухсот знаков в минуту.

      – Беда у нас, – пожаловалась она, озабоченно на меня поглядывая. – Машинка