Партут или просто август. Анастасия Сергеевна Барабошкина

достаточно ординарного молодого человека с комплектом странностей. Именно он когда-то открыл во дворах старого центра города уткнувшее голову в маленький пропахший двор кафе. Оно было цвета репейника в цвету. Кофе там подавали в старинных кофейниках, а один одинокий официант носился по двум этажам залов в старомодной форме, которую то ли сшил сам под скрип патефона, то ли грамотно купил у старьевщика."Колючий репейник" колол лишь если сладостью от спокойной и немного отстраненной от мира за большими стеклами атмосферой. В нем хотелось вечно просить добавить сливок в эспрессо или принести лишние кусочки сахара, лишь бы смотреть, как бегает официант, а все вокруг содрогается от его суеты. На подоконниках в изящных, старых графинах стояли ветки непременно белого шиповника, который, как говорили, рос дома у того самого официанта. Это скорее было похоже на легенду, которая из романтичных пригородов Парижа перекочевала в сборище коробок по 9 и 16 этажей, но все всё равно в нее верили.

      ***

      У Арта мерзла голова. Куртка не грела, на голове была летняя черная бейсболка, которую одолжила Влада, а свою теплую вишневую шапку он забыл дома. Как и очки, которые он носил ради чистого удовольствия и ощущения реальной иллюзии на глазах. Это помогало избежать постройки собственных невидимых иллюзий. В них он не боялся огня и дождя, ветра и солнца, хоть в них и были вставлены обыкновенные прозрачные линзы. Скулы Арта сильно выделялись на фоне круглой оправы; они были светлыми линиями на впалых щеках, которые соединяли холодные виски и концы извечной задумчивой ухмылки. Раньше морозные легкие дуновения зимы взвили бы кудрявые волосы Арта, но сейчас на призрачном свете часто вычерчивался лишь череп, составленный из костей и обтесанный девятнадцатью годами. Тогда же его радушно прикрывала бейсболка Влады.

      Волос Арт лишился спонтанно и нелепо, так же, как и лишаются всего самого важного в жизни. Однажды утром Арт проснулся и понял, что просто хочет в себе поменять что-то не внутреннее, а внешнее. Выбирать долго не пришлось, в зеркале было вызывающе много рыжих витых прядей, которые падали на лоб при любом движении. По сравнению с ними все остальное было нужным и очень даже не броским, чтобы менять. Тем более, после нескольких месяцев переживаний, пряди одна за другой начали медленно покидать Арта, их выпадение знакомый врач обусловил нервами, которые истощили не только нутро, но и наружность. Что ж.

      И вот он уже сидит в симпатичном, но обычном кабинете. Стул крутит его вокруг своей ноги с невероятной скоростью, подбадриваемый сильной, но дрябловатой полной рукой медсестры. Некая мастерица поликлиники, в которой работала мать Арта, которая тихо и совершенно дешево пострижет любого родственника распространяющегося персонала медсестер. К сожалению, Арт опрометчиво не запомнил имени и отчества этой великолепной женщины, и поэтому ему приходилось молча терпеть на третий и последующие разы боль, когда медсестра дергала с особым усердием прядь его волос. Говорить же постоянно "извините, пожалуйста!"