Форточка, ветер. Ганна Шевченко

болты,

      рядом в «Харчевне» чиновники ели,

      тёрли салфетками жирные рты.

      Птицы летели, собаки бежали,

      дворники мётлами землю скребли.

      Вписаны эти мгновенья в скрижали

      или же в ливневый сток утекли?

      Город как город. Сроднился с планетой.

      Город-инфекция. Город-налёт.

      Если стереть его крупной монетой,

      взгляду откроется новый пин-код.

      Стеклодув

      Как-то огонь разжёг

      опытный стекловар,

      дунул в стеклянный шёлк –

      и получился шар.

      Катимся, колобки,

      прыгаем на ходу,

      это не по-людски,

      дедушка-стеклодув.

      Брызжет слюной лиса,

      волк разевает пасть,

      в этих глухих лесах

      как бы нам не пропасть.

      Мы от тебя ушли –

      песни хотели петь,

      но на полях Земли

      нас ожидает смерть.

      Сети паучьей нить,

      вязкая грязь болот –

      как же нам сохранить

      хрупкую нашу плоть.

      Видишь ли, знаешь ли

      ты, наполняя нас,

      как по ночам болит

      твой углекислый газ?

      «Холодный день, окраина Подольска…»

      Холодный день, окраина Подольска,

      в окне стоит природа, как живая,

      морозно, но ещё не скользко,

      я этот день хорошим называю.

      Я этот день предвидела когда-то,

      я говорила: ветки опустеют,

      мне кажется, я называла дату,

      мне кажется, что я гордилась ею,

      вот этой датой, названною кожей,

      предчувствованной снами и кровями,

      что я однажды закричу: о боже,

      всё небо заштриховано ветвями!

      И стану звать с какой-то дикой жаждой

      под слоем неба спрятанное солнце.

      Как жаль, что день закончится однажды,

      как жаль, что ночь когда-нибудь начнётся.

      «Всё будет хорошо…»

      Всё будет хорошо,

      пока мы ещё живы,

      пока горит блесна

      от тяжести наживы,

      пока течёт река,

      пока не рвутся сети,

      пока несёт рыбак

      Вселенную в пакете,

      пока горчит икра

      крупицами сомнений,

      пока готовит мать

      уху по воскресеньям,

      пока не тает свет

      за шторою кухонной,

      пока не умер Бог

      за маленькой иконой.

      Обитатель перекрёстка

      «В других мирах, в галактике, в глуши…»

      В других мирах, в галактике, в глуши

      выходишь из подъезда – ни души,

      туманный воздух чёрен и стеклянен,

      весь этот космос странный городской