Форточка, ветер. Ганна Шевченко

воспаряет, как птица,

      в грозной своей красоте,

      в белой кастрюле томится

      суп из куриных частей.

      Запах душистого перца

      едко щекочет в носу,

      варится, варится сердце,

      тихо вращается суп.

      Женщиной быть жутковато –

      кухня страшнее войны.

      Вздёрнуто тело прихвата

      без доказательств вины.

      «Сегодня утром выпал снег…»

      Сегодня утром выпал снег;

      последняя листва,

      сорвавшись с голых тополей,

      на землю улеглась

      и там лежит, врастая в лёд,

      темнея и дрожа,

      на колком утреннем ветру;

      хочу, чтоб ты любил

      меня, пока дрожит листва

      и первый снег идёт,

      пока темнеют на снегу

      следы кошачьих лап

      и птица краешком крыла

      касается ветвей;

      хочу, чтобы ты меня любил,

      всё прочее давно

      уже случилось –

      выпал снег,

      осыпалась листва.

      Мой холодильник Дима

      Это невыносимо –

      неопытен, годовал,

      мой холодильник Дима

      Катей меня назвал.

      В окнах творится осень,

      плавают облака,

      видимо, губы просят

      капельку кипятка.

      Может быть, в магазине,

      где он приобретён,

      пластик или резина

      были со всех сторон.

      Да и сейчас не лучше –

      вспорот живот тунца,

      в камере сбились в кучу

      бройлерные сердца.

      Дима, держись, я тоже

      маюсь своей зимой,

      как мы с тобой похожи,

      господи боже мой.

      Домохозяйкин блюз

      Когда зажигаешь на кухне свет, становится ясно,

      где лежат салфетки, где брошено полотенце.

      Можно запрыгать от радости, можно запеть чуть слышно

      домохозяйкин блюз под шумок кастрюльный.

      сколько воды из крана течёт под камень

      сколько воздушных масс над плитой клубится

      сколько огня под старой сковородою

      сколько земли в цветочных горшках твердеет

      Не боишься уже, что кто-то крадётся сзади,

      и совсем не пугает тот, кто в углу за дверью.

      Потому что темнота – это теперь не страшно,

      потому что тьма – это когда лампочка перегорела.

      «Просыпаемся рано, детей одеваем…»

      Просыпаемся рано, детей одеваем,

      на бегу выпиваем свой утренний чай,

      из подъезда выходим, в перчатку зевая,

      мой хороший ребёнок, не озорничай.

      Вот Серёжина мама, вот Катина мама,

      вот Макар завершает детей череду,

      показалась Кариночка между домами,

      не реви, я сегодня пораньше приду.

      В полвосьмого темно. Освещают дорогу

      фонари: им привычен наш утренний бег,

      и ложатся, помалу рождая тревогу,

      скоротечные тени на выпавший снег.

      Мы идём под прицелом бесшумной винтовки,

      нас ведёт через темень