Люди слова. Игорь Анатольевич Сотников

заявление однозначно сочувствующего вражьим силам господина проходимца, выбивает из вздрогнувшего сенатора остатки его невозмутимости и заодно сбивает пепел с его сигареты, которая теперь дрожит в руках Маккейна. И хотя, возможно в заявлении Барбориса было больше восторженности (он в первый раз увидал в живую сенатора) чем какого-то смысла, всё же дипломаты такой народ, что привыкли видеть чуть дальше, чем даже сам заявитель. И, конечно, в этом его заявлении «тот самый сенатор», всем сразу же увиделась многозначность трактовок.

      И на этот раз сенатор Маккейн не выдерживает, растерянно смотрит на непроницаемые лица советников и другого рода дипломатов и, не найдя в них для себя поддержки, вдруг обращается к более живому лицу диктатора Заносы – что есть штамп либеральной, вечно недовольной прессы, когда как Заноса был всего лишь слегка авторитарный, пользующийся среди своих выборщиков уважением лидер, хоть и банановой (у каждого свои достатки), но всё же республики, а не как можно подумать, тьфу, алмазной монархии.

      – Да кто это такой, в конце концов? – возмущается Маккейн, глядя на Заносу. – Ты его знаешь? – Теперь уже Заноса поставлен в тупик этим вопросом сенатора.

      «Он что, считает, что я должен всех проходимцев знать! – про себя возмутился Заноса. – Ну тогда если так, то если сенатор мне знаком, то и он тоже проходимец». И хотя авторитарный лидер Заноса всегда так яростно и решительно изобличает своих врагов с экрана телевизора, где он через день грозит их всех стереть в порошок, всё же дипломатическая игра на публику, это одно, а вот жизнь в кулуарах, это совсем другое. И никогда лезущий в карман за словом авторитарный лидер Заноса, на этот раз берёт и сразу обеими руками лезет себе в карман за словом, которых как вскоре выясняется, и там нет.

      И сенатор в очередной раз убедившись в том, что ему как всегда придётся полагаться только на самого себя, насупившись и сгустив грозно свои брови, где с левого борта на этого господина проходимца смотрит второй флот, а с правого – четвёртый, начинает напряжённо давить на Барбориса. Но этот Барборис в своей наивности уверившись, что мир добродушен, даже не замечает этих грозных взглядов сенатора Маккейна, который всё же от своего чрезмерного перенапряжения и натуги на свой живот, не выдержал этого его ответного дыма в лицо и, покраснев от уже другого желания, резко разворачивается и бегом отправляется в туалет.

      Куда вслед за ним, уже для конфиденциального разговора вскоре направляется авторитарный лидер Заноса, ну и чуть позже, совсем уж не неожиданно, Барборис. И не успел сенатор присев у себя в кабинке, облегчённо вздохнуть, как в боковую дверку до него доносится тихий троекратный стук. И, пожалуй, можно было предположить, что сенатор Маккейн вновь встревожится и разволнуется за такое вмешательство в его личную жизнь, но нет, ничего такого не произошло и, сенатор прижавшись ухом к стенке кабинки, также тихо трёхкратно стучит в ответ. После чего снизу от него, в пространство между полом и стенкой кабинки просовывается конверт и сенатор как