Простая История. Том 4. Амрита Альгома

взглядом на картину и досадуя на себя: разве такое может нравиться?

      Что с ней было, когда она писала ЭТО?

      – Это? – спросила Николь, кивнув на подоконник, весь заставленный красками, растворителем, кистями и возвышающимся над всем этим жабами, закрепленными на подрамнике. – Скажешь тоже. Разве такое может нравиться?

      – Зачем тогда?..

      Она только тряхнула головой – надо же было как-то избавиться от них.

      Он смотрел ещё некоторое время на непросохший выброс энергии, потом перевёл взгляд на неё. Осмотрел её всю, сидящую перед монитором, картинку на экране, отодвинутую клавиатуру, книги, разложенные на столе, раскрытые, лежащие одна на другой.

      – Давай помогу, – предложил он, сразу найдя себе занятие и отбросив некомфортное зрелище на задворки сознания.

      – Разве это можно было оставить в себе? – Николь приглядывалась к выражению его глаз. Похоже, он не очень её понимал. Она объяснила: – Это работа. Эмоции. Когда тебе плохо, ты лечишься работой, сам ведь так говорил? Вот и я. Это неприятно, лежит внутри меня, ворочается, а перенесёшь на холст и сразу легче. Если тебе неприятно смотреть, можно просто сжечь.

      – Нет. Оставь, – отстранённо предложил Джеф, уже явно поглощённый тестом на эеране., усевшись на край её постели и придвигая к себе клавиатуру. Нажал пару раз на курсор, чтобы поднять изображение и посмотреть, что там у неё было вначале. Но объяснил:

      – Не смотреть неприятно, а просто сон был плохой.

      Николь некоторое время следила, как он проверяет её тест. Сначала просто автоматически исправил пару формул. Потом напечатал ответ, удалив кусок её текста, понемногу явно увлекаясь этим делом.

      – Так тебе действительно приснились такие жабы?– спросила она.

      – Действительно, – тревожно сказал он, поворачиваясь к ней и обшаривая глазами с растущим вниманием её лицо. – И синий цвет во сне – к болезни. Побереги себя, пожалуйста, Ники. Я очень беспокоюсь.

      Он снова взглянул на этих жаб и Николь подумала, что надо убрать их с глаз долой или повернуть, что ли, чтобы не мозолили мозги.

      Она смотрела на него молча, впитывая его тревожность и понимая её. Потом тихо шепнула в слабой попытке утешить:

      – Ну, сейчас-то я тут, с тобой!

      Джеф вздохнул, обнимая её и отворачиваясь от холста. Отодвинул клавиатуру, сохранив исправления.

      Они помолчали.

      – От тебя пахнет табаком, – сказала, немного спустя Николь.

      Джеф засмеялся смущённо:

      – Да, извини. Боюсь, я снова всерьёз начал курить. Смолю днями без остановки. Не беспокойся, я брошу. Тебе неприятно?

      – Наоборот. Вернее, когда курят мне не нравится: тяжело дышать. Но вот так, только напоминание о том, что ты курил, приятно. Запах от тебя такой… Необычный. Даже определения нет, просто нравится. Не бросай до конца, если сумеешь.

      – Нравится? – изумился он. – Странные вкусы, – и засмеялся снова.

      Действительно, странный вкус. Для него самого табачный