Смотрю на тебя. Юлия Добровольская

как ты узнал об этом… ну, про её парня?

      – Она написала мне о нём через полгода, когда и вернулся тот парень, – сказал Антон. – Она раскаивалась и говорила, что я ей близок и дорог, что я ей очень нравился, но любит она другого, и что тот другой не сможет понять и принять нашей с ней дружбы. Поэтому она прощается навсегда.

      – Так значит, и время, и расстояние были ни при чём?

      – Ни при чём, – сказал Антон.

      – Зубы заговаривал мне, значит!.. – Я хотела обидеться, но не нашла в себе сил на это. – Зато я поняла, почему реву… – сказала я и снова чуть не разревелась.

      – И почему же ты ревёшь?

      – Я боюсь, – сказала я и посмотрела на Антона с мольбой.

      Мы сидели друг против друга за кухонным столом.

      – И чего же ты боишься? – он улыбался.

      – Не смейся! – Прикрикнула я.

      – И не думаю, – спокойно сказал Антон.

      – Я боюсь, что ты меня не дождёшься.

      Произнеся это, я вдруг оказалась перед той самой ситуацией, которая призраком маячила в моём сознании… нет, скорей – в подсознании. Сейчас она словно реализовалась, будучи озвучена, и на меня из углов поползла пугающе холодная чёрная пустота – даже озноб пробежал по коже. Я съёжилась и закрыла лицо ладонями. И опять зарыдала.

      Почему Антон не попытался успокоить меня каким-то иным образом, кроме слов – не обнял, не погладил по голове, например, просто не протянул руку и не прикоснулся ко мне?..

      Теперь-то я знаю, почему.

      А тогда я ждала этого, потому и ревела. Ведь так всегда делал папа в подобных случаях… Его крепкая тёплая ладонь служила самым надёжным укрытием от любой беды.

      – Так, – сказал Антон строго, – завтра иду в деканат и прошу освободить тебя от практики! Причину придётся назвать без обиняков: абсолютная беспомощность восемнадцатилетней девицы и её неумение жить без родительской опеки.

      – Не надо, – прогундосила я в носовой платок, – скажи только, что ты не уйдёшь к другой, пока меня не будет.

      – К другой уходят мужья или любовники, а я тебе отец, как никак. – Он поднялся из-за стола. – Всё! Мне надоели твои нюни!

      Я посмотрела на него снизу вверх, как щенок, которому дали поесть и пообещали ночлег: благодарно и заискивающе. Видела бы Дора!.. Но мне было плевать сейчас на все её Правила Поведения Женщин В Присутствии Мужчин.

      – Ура-а-а, – пропищала я. Это заменило мне виляющий хвост.

      Антон засмеялся, и, выходя из кухни, обернулся и покачал головой.

      А меня осенила гениальная идея:

      – Пойдём завтра сфотографируемся, я возьму карточки с собой, и мне будет не так тоскливо без тебя.

      Мы пошли в ГУМ, в фотоавтомат, и нащёлкали четыре полоски карточек.

      Режиссёром выступала я: я усаживала Антона и обнимала его сзади за шею, потом наоборот, потом мы сидели вдвоём в обнимку, потом я садилась к нему на колени и прижималась щекой к его щеке. Каждый кадр делался в двойном экземпляре.

      Получились сплошные объятия. Но мне только это и требовалось. Я разрезала каждую полоску пополам: вышло четыре по две мне,