Комната. Эмма Донохью

одня мне исполнилось пять лет. Когда я засыпал вечером в шкафу, мне было еще четыре, но, проснувшись ночью в кровати, я стал уже пятилетним, чушь какая-то. До этого мне было три года, а еще раньше – два, один и ноль.

      – А у меня был минус?

      – Что? – спрашивает Ма, сильно потягиваясь.

      – На небесах. Был ли у меня минус один год, минус два, минус три?

      – Не-а, счет начался только после того, как ты спустился на землю.

      – Через окно на крыше. И тебе было очень тоскливо, пока я не завелся в твоем животике.

      – И не говори. – Ма свешивается с кровати и включает лампу. Со звуком вуш вся комната освещается.

      Я вовремя успеваю закрыть глаза, потом быстро открываю один, а за ним и второй глаз.

      – Я себе все глаза выплакала, – говорит Ма. – Я лежала и считала секунды.

      – И сколько же у тебя получилось секунд? – спрашиваю я.

      – Много-много миллионов.

      – Нет, ты скажи точно, сколько миллионов?

      – Да я уж и счет им потеряла, – отвечает она.

      – Тогда ты стала все время думать о своем яйце и вскоре растолстела.

      Ма улыбается:

      – Я чувствовала, как ты там толкаешься.

      – А во что я толкался?

      – В меня, конечно.

      В этом месте я всегда смеюсь.

      – Ты толкался изнутри, бум-бум. – Ма поднимает свою футболку, в которой она спит, и несколько раз с силой надувает живот. – И тогда я подумала: «Это Джек выходит наружу». А утром ты с широко раскрытыми глазами выскользнул на ковер.

      Я смотрю на ковер, весь в красных, коричневых и черных зигзагах, обвивающих друг друга. На нем виднеется пятно, которое я нечаянно посадил во время своего рождения.

      – А потом ты перерезала шнур, и я стал свободен, – говорю я Ма. – А потом я превратился в мальчика.

      – Да ты уже сразу был мальчиком. – Она встает с кровати и включает обогреватель, чтобы согреть в комнате воздух.

      Я думаю, что он, должно быть, не приходил вчера вечером после девяти, поскольку, когда он является, воздух в комнате немного меняется. Но спрашивать у Ма я не стал.

      – Скажи мне, мистер Пятилетний, когда ты хочешь получить подарок – сейчас или после завтрака?

      – А что это за подарок, скажи?

      – Я знаю, что ты сгораешь от любопытства, – отвечает Ма, – но только не грызи ногти, ведь в дырочку могут пролезть микробы.

      – И тогда я заболею, как в три года, когда у меня были температура и понос?

      – Еще хуже, – отвечает Ма, – от микробов можно умереть.

      – И раньше времени отправиться на небеса?

      – А ты все равно продолжаешь грызть. – Ма отнимает мою руку ото рта.

      – Прости. – Я засовываю провинившуюся руку под себя. – Назови меня еще раз мистером Пятилетним.

      – Ну так как, мистер Пятилетний, сейчас или попозже?

      Я запрыгиваю на кресло-качалку, чтобы посмотреть на часы. Они показывают 7:14. Не держась за ручки, я катаюсь на кресле-качалке, как на скейтборде, а потом перепрыгиваю на одеяло, представляя себе, что качусь теперь на сноуборде.

      – А когда надо получать подарки?

      – Когда тебе захочется. Давай я выберу за тебя, – предлагает Ма.

      – Нет, мне уже пять, и я сам выберу. – Мои пальцы снова тянутся ко рту, но я засовываю их в изгиб локтя и крепко сжимаю. – Я выбираю сейчас.

      Ма вытаскивает что-то из-под подушки, я думаю, она спрятала это, чтобы я не увидел. Это рулон разлинованной бумаги, обвязанный пурпурной ленточкой от шоколадок, которые мы получили на Рождество.

      – Разверни его, – говорит Ма. – Только осторожно.

      Я распутываю узел и разворачиваю бумагу – это рисунок, сделанный простым карандашом и нераскрашенный. Я сначала не понимаю, что это за рисунок, но потом до меня доходит.

      – Так это же я! – Как в зеркале, только крупнее – моя голова, плечо и рука в рукаве футболки, в которой я сплю. – А почему это у меня глаза закрыты?

      – Потому что я рисовала тебя ночью.

      – Как же ты сделала рисунок, если ты спала?

      – Нет, я не спала. Вчера утром и позавчера и за день до этого я включала лампу и рисовала тебя. – Но тут она перестает улыбаться. – В чем дело, Джек? Тебе не нравится подарок?

      – Нет, мне не нравится, что ты не спала, когда я спал.

      – Ну я же не могла рисовать тебя, когда ты бодрствовал, иначе бы это не было сюрпризом. – Ма ждет моего ответа. – А я думала, ты любишь сюрпризы.

      – Я предпочитаю такие сюрпризы, о которых я знаю.

      Ма издает короткий смешок.

      Я залезаю на качалку, чтобы вытащить кнопку из набора, лежащего на полке. Минус одна означает, что теперь от пяти кнопок остался ноль. Когда-то их было шесть, но одна куда-то пропала. На одной кнопке держится картина «Великие шедевры западного искусства № 3: Богородица с младенцем,