Книга про свободу. Уйти от законничества, дойти до любви. протоиерей Сергий Овсянников

говорила она, ведь именно сейчас ты находишься в ситуации необходимости. Замкнутое пространство и есть та необходимость, из которой тебе некуда деться. И если ты признаешь это как «необходимость», то и рыпаться перестанешь. В этом и состоится твоя свобода.

      Получалось так: «Свобода есть признание насилия над тобой» – нет, на это я согласиться никак не мог.

      «Тогда застрелись», – шептал все тот же голосок. Это уже было серьезно.

* * *

      Тогда и случилось событие, которое повело меня к свободе. Точнее, именно тогда начался долгий путь к свободе. Сейчас, когда прошло столько лет, я даже не буду настаивать на реальности того события. В каком-то смысле оно не было реальным. Скажу более точно: это событие не относилось к реальности той замкнутой камеры, где я оставался как заключенный, оно не имело ничего общего ни с тяжелой масляной краской ее синих стен, ни с тяжелой железной дверью с маленьким глазком, ни с тяжелым запахом отходов. Реальность как бы разделилась, и я попал в ту ее часть, где были свет и легкость. Тяжесть исчезла.

      И при этом свете очень ясно прозвучали слова: свобода может быть только в Боге.

      Сейчас, сегодня, мне хочется добавить красок и раскрасить это событие дополнительными деталями, наполнить психологическим переживанием. И уж если рассказывать, то со многими восклицательными знаками, призывая ангела в свидетели. Но надо быть честным: никаких деталей я не помню. Возможно, их просто не было. Была проблема. И даже не одна. Но главная заключалась в том, что «Бог» не было словом из моего лексикона. Я его не употреблял.

      Ведь если я и знал хоть что-то о Боге, то, скорее всего, простую истину того времени, что Бога не существует. Из этой главной проблемы вытекала вторая: если Бога нет, то каким образом свобода может быть в Боге?

      Хорошо помню, что не успел я продумать до конца все логические последствия услышанной фразы, как мной овладела радость. Это была такая светлая радость, такое чувство легкости, что… я ничего не понял. Но и понимать уже не хотел. Хотелось просто быть в этом абсолютно новом чувстве и стоять под лучами радости, как под душем из солнечных лучей.

      Столько света было отпущено на меня одного! Столько света…

      Еще была уверенность, что это чувство теперь никуда не исчезнет, не покинет меня. Ах да, вот оно, самое существенное – постепенно стало понятно, что теперь я свободен. Свободен целиком, душой и телом. Что отныне никакой часовой, никакие издевательства не отнимут у меня свободы. Я мог дожидаться судебного разбирательства или не ждать его вовсе, я мог отправиться в лагеря – точнее, меня могли отправить, но никто не мог лишить меня радости и свободы.

      Увы, это было не так. Реальность камеры быстро водворилась на свое место, отворили дверь, и меня куда-то повели. Оказывается, срок еще не вышел, и отсидка продолжалась. Чувство радости мне удержать не удалось.

      Но переворот произошел. Страх тюрьмы, страх возможного унижения и издевательства, который был привычен всем заключенным, отступил. Реальность