От чтения – к творчеству жизни. И. И. Тихомирова

сколько ни ждал он ответа. Подобное произошло и со стариком, который пытался всякий раз перечить требованиям старухи. Но в последний раз, когда она захотела стать владычицей морской, старик не вымолвил ни слова. Разве это читателю ни о чем не говорит? Молчат герои, но сердце читателя возмущено, его воображение активно работает.

      Способность читателя к сопереживанию тесно связана с развитием читательского мастерства, с умением читать не только текст, но и подтекст, и контекст – пространство между слов, заполнять которое и выпадает на долю догадливого читателя. Особое значение имеют детали. Нигде у Пушкина прямо не сказано, что у рыбки менялось отношение к просьбам старика. Это передаётся через описание моря и через структуру произносимых рыбкой фраз. Казалось бы, какие мелочи – рыбка на просьбу старика о новом корыте охотно отвечает: «Будет вам новое корыто». Соглашаясь выполнить просьбу о новой избе, прибавляет: «Так и быть». А в следующий раз просто утешает старика: «Не печалься, ступай себе с Богом». В этих мелочах скрыта динамика чувств рыбки – от радушия к холоду, от готовности сделать всё, что ни попросит старик, до полного отказа выполнять просьбы. От того, заметит ли читатель смену настроений рыбки, зависит и его собственное отношение к посягательствам старухи.

      Проблема сопереживания – это не только проблема формирования личности ребёнка средствами литературы, но и вопрос о судьбе самой литературы, её чтения, ибо сопереживание – главная сила, движущая человека к книге. Подтверждение тому – воспоминания многих людей о своём детском чтении (отсылаю к книгам «Природа детства в зеркале автобиографий», СПб, 1998 и «Школа чтения. Опыт, теории, размышления». Хрестоматия. Сост. И. И. Тихомирова. М., «Школьная библиотека, 2006). Вот одно из них: «С каким тревожным чувством следил я тогда за судьбой героя, как страдал и как радовался за него; его горести и счастье прочувствовал я сполна. И эта тревога чувств, так сильно волновавшая, имела какую-то неизъяснимую прелесть». «Прелесть тревоги чувств», о которой так трогательно рассказал сказочник А. Н. Афанасьев, и есть тот невидимый, но важный стимул чтения художественного произведения.

      Если есть сопереживание, есть установка на него, есть и желание взять в руки книгу. Если же сопереживания нет, то чтение из желаемого становится в ряд сугубо необходимого, но мало привлекательного занятия. Раз испытанное переживание влияет на всё последующее чтение ребёнка, определяет его ожидания и характер восприятия. Хорошо по этому поводу сказал лётчик-космонавт В. Севастьянов в статье «Мой Чехов»: «Когда ребёнок слышит предсмертные слова Остапа и вместе с Тарасом Булъбой отвечает ему „слышу“, в этот миг детское сердце действительно услышало многое. И если ребёнок способен опечалиться судьбой щенка Белолобого – он в будущем и короля Лира поймёт, и Ивана Карамазова, и Татьяну Ларину». Можно смело добавить к сказанному: ребёнок, проявивший чуткость к литературным героям, легче поймёт и реальных