Жернова. 1918–1953. Книга десятая. Выстоять и победить. Виктор Мануйлов

а я, если не возражаете…

      – Да-да, конечно…

      Полковнику принесли котелок с кашей, он уселся на ящик, котелок поставил на колени, стал есть.

      – Вы спрашивайте, отвечу на все вопросы, – произнес он с набитым ртом.

      – Четыре дивизии и… полк… Как, выстоите?

      – Конечно. А куда мы денемся? К тому же завтра придут катера, подбросят пополнение, боеприпасы, продовольствие, заберут раненых. А там, бог даст, и Волга встанет. Да и немец уже не тот, скажу я вам. Нет, не тот. Уже ни того гонора, что был, ни той спеси, ни уверенности. Да и то сказать… Вы, кстати, надолго к нам?

      – Завтра должен побывать в Шестьдесят четвертой армии, послезавтра вернуться на тот берег, потом в Москву, – ответил Матов.

      – Вот завтра, как развиднеется, сами увидите: трупы, трупы и трупы. И сгоревшие танки. Мы не даем их убирать. Чуть сунутся – тут наши снайпера и пулеметчики: не лезь! А почему? А потому, скажу я вам, что ему завтра опять идти в атаку, а он пойдет по трупам своих же солдат, мимо своих же сгоревших танков… Каково? Особенно, если его только что пригнали откуда-нибудь из Европы… У кого угодно поджилки затрясутся. А тут, я вам доложу, кого только нету: и французы, и венгры, и хорваты, и бельгийцы, и даже поляки и латыши. Не говоря уже о самих фрицах. И ничего, стоим. Скажи мне, что будем стоять вот так еще три-четыре месяца назад, когда отступали по двадцати-тридцати километров в день, не поверил бы. Тем более что драться станем за каждый метр, за каждый этаж, за каждый дом. И те будем стараться отобрать назад.

      Полковник, доев кашу, налил в кружку из чайника, спросил:

      – Чай-то хоть будете?

      – Буду.

      – А вы, капитан?

      – Не откажусь, – встрепенулся Логунов, задремавший возле печки.

      Молча пили чай. Затем Будников спросил:

      – Так все же в окопы?

      – Да, – ответил Матов.

      – Ну что ж, в окопы так в окопы, – согласился Будников почти теми же словами, что и Чуйков. И, кивнув в сторону опять прикорнувшего капитана: – Логунов вас проводит. – Пояснил: – Он тут каждую дыру знает.

      Под утро Матов вместе с Логуновым и сержантом-связистом пробрались в один из батальонов, оборонявших развалины четырехэтажного здания на перекрестке двух улиц.

      Командир батальона лейтенант Криворучко, молодой, не старше двадцати пяти, обросший рыжеватой щетиной, с перевязанной шеей, встретил гостей неприветливо:

      – Что, Логунов, опять пожаловали проверять наши данные? Сами знаете, мы если и врем в своих отчетах, то самую малость, и все для пользы дела.

      – И что же ты нам наврал в последней сводке?

      – Я даже и не наврал, а только запятую не там поставил, – проворчал Криворучко.

      – И все-таки…

      – А вот то, что шестнадцать легко раненных не включил в список активных штыков. И себя тоже. А я, между прочим, гнал их в медсанбат: идите, мол, имеете полное право. А они уперлись: раны, мол, пустяковые, да и перед товарищами неловко. А силой я их гнать не могу. Так-то вот.

      – Успокойся,