Хлеб великанов. Мэри Уэстмакотт

2

1

      Горничная Уинни собралась уезжать. Это произошло внезапно. Слуги перешептывались друг с другом, а Уинни все время плакала. Няня устроила ей то, что она называла «нагоняем», после чего у горничной слезы и вовсе полились в три ручья. В няне появилось нечто устрашающее – она словно увеличилась в размере и еще сильнее скрипела суставами. Вернон знал, что Уинни уезжает из-за отца. Этот факт не вызывал у него особого любопытства. Уже бывало, что горничным приходилось уходить из-за отца.

      Мама закрылась в своей комнате. Вернон слышал из-за двери, что она тоже плакала. Мать не посылала за ним, а ему не приходило в голову пойти к ней. Он ненавидел звуки плача – всхлипывания, сопения, – особенно когда они раздаются рядом, а плачущие люди почему-то всегда норовили его обнять. Нет ничего хуже неприятных звуков – от них внутри все сворачивается, как засохший лист. Хорошо, что мистер Грин никогда таких звуков не издавал.

      Уинни упаковывала вещи. Няня была с ней – теперь она не выглядела такой ужасной.

      – Пускай это послужит тебе уроком, – говорила няня. – На новом месте не должно быть никаких шашней.

      Уинни, всхлипывая, пробормотала, что ничего такого и не было.

      – Надеюсь, и не будет, пока я распоряжаюсь в детской, – заявила няня. – Все из-за твоих волос. Моя дорогая матушка всегда уверяла, что все рыжие девушки – ветреницы. Я не говорю, что ты плохая девушка. Но такое поведение не к лицу – иного слова не подберешь.

      Няня еще много чего добавила, но Вернон уже не слушал. Он размышлял о том, что означает «не к лицу». «К лицу» можно сказать о шляпе. Но при чем тут шляпа?

      – Что такое «не к лицу», няня? – спросил он позже.

      – Это значит «не подобает», – ответила няня, не вынимая изо рта булавки – она кроила для Вернона полотняный костюм.

      – А что такое «не подобает»?

      – Маленькие мальчики любят задавать глупые вопросы, – отозвалась няня с быстротой, обусловленной долгим профессиональным опытом.

2

      После полудня отец Вернона пришел в детскую. Вид у него был довольно странный – смущенный и в то же время вызывающий.

      – Привет, Вернон, – поздоровался он, быстро моргая под заинтересованным взглядом сына.

      – Здравствуй, папа.

      – Я уезжаю в Лондон. Пока, старина.

      – Ты уезжаешь, потому что поцеловал Уинни? – с любопытством осведомился Вернон.

      Отец пробормотал слова, которые, как хорошо понимал Вернон, ему не следовало слышать, а тем более повторять. Он знал, что эти слова используют только джентльмены, а не мальчики, и это настолько его завораживало, что у него вошло в привычку повторять их про себя перед сном вместе с другим запретным словом – «корсет».

      – Кто рассказал тебе об этом?

      – Никто, – ответил Вернон после недолгого колебания.

      – Тогда откуда ты знаешь?

      – Значит, это правда?

      Отец молча мерил шагами комнату.

      – Уинни иногда меня целует, – продолжал Вернон, – но мне это не нравится, так как приходится целовать и ее. Садовник