Отрывки из жизни внутри музея (сборник). Михаил Ефимов

в кладовых в ожидании своего звёздного часа картины. Так что жизнь у висящих в зале шедевров весьма кипучая, подолгу на одном месте они не застаиваются, и в этом мы им и помогаем.

      Сегодня в зале Больших Просветов, названного так из-за прозрачного для дневного света потолка, намечалась грандиозная смена одних картин на другие. Часть картин уезжала за бугор, часть шла на реставрацию. С утра была собрана вышка высотой в три яруса плюс ещё пол-яруса, то есть боковины со штангами косыми, и прямой, но без полика наверху. Четвёртый ярус был бы лишним, так как ограждения там уже не поставить, а на полике без ограждений стоять страшно, да и нельзя по технике безопасности. Но в то же время трёх ярусов мало, не хватало какого-то метра, чтобы достать до погон, на которых и висят красного цвета полосы.

      Бригадир достал из недр своей кладовой полиспасты, представляющие собой крюк с блоком для поднятия тяжестей, и работа закипела. Четыре картины на одной стене должны были висеть друг над другом, две внизу, две наверху. Сначала, конечно, вешались верхние картины с третьего яруса вышки, для верхних картин достаточно и первого яруса. Меня, как всегда, отправили наверх, где самый сложный участок. Со мной наверх послали нашего художника Мишку, как человека очень старательного и любящего везде аккуратность. «Обоз» вообще не отставал от научных отделов своими кадрами и тоже мог похвастаться художниками, писателями и музыкантами.

      Мишка был художником талантливым. В его картинах была видна такая кропотливая работа, что я удивлялся, как человек, ведущий разгульный образ жизни и производящий впечатление довольно ленивого и не амбициозного, мог создавать такие глубокие и сложные произведения. Большинство его вещей напоминали фантазмы, гротески, родившиеся в воображении человека, неординарно видящего окружающее, в то время как по общению с ним я бы этого не сказал. И это было достойно большого уважения. Фантазмы имели глубокий смысл и облекались в форму в довольно сложной технике письма. Наряду с обычными манерами, он писал и точками, делал коллажи, но я в этом не специалист, поэтому рассказать профессионально не смогу, да и восхищала меня по большей мере сама суть нарисованного. Его отец тоже был художником, и довольно признанным, но Мишкины вещи мне нравились больше, по степени глубины и сумасшествия. Они как будто входили в резонанс моим чувствам и восприимчивой психике.

      Забравшись наверх с полиспастами, мы прикрепили их крюками к погону, я справа, Мишка слева, и опустили вторые крюки вниз. Там их зацепили за кольца и начали подъем. Как бурлаки на Волге, два человека тянули за верёвки, одна часть блока понемногу притягивалась к другой, и картина медленно поднималась. Бригадир внизу корректировал, чтобы подъем был одновременный и никто никого не обогнал. И вот верх картины с кольцами перед нами.

      – Стоп! – кричу я, картина замирает. Дальше самое сложное. Чтобы достать до колец, надо встать на боковину и, держась за неё одной рукой, другой поднять и подвести крюк полосы под кольцо. Если