Глухарь в белом оперении. Алексей Тихомиров

Сомневаюсь. Сожгут – себе дороже. И вообще, что такое – «Национальный парк»?.. Мне кажется, залезет сюда туристический бизнес, и фантики с туалетной бумагой будут светиться не хуже зайцев. Вот ты от сгущенки куда банку кинешь?

      – В костер, а утром вон, в яму, которая рядом с каждой избушкой.

      – А туристы-дуристы в лучшем случае в ручей кинут. Не зли меня, Леха, своими глупыми вопросами. Хотя Зигальга и от них сама очистится. Помнишь, пожар был возле Екатериновки? Все восстановилось. Во всяком случае, не для нас с тобой эти запреты. Верно? Можно сказать, мы для хребта – избранные.

      – Хочется верить. Хотя, а что ты раздухарился-то? В городе у себя ты по струнке ходишь. Законопослушный гражданин. Готов подчинится каждому пацану в погонах. А тут свободу почуял. Ни ФСБшников, ни ГИБДДшников. Да никуда мы не денемся. И здесь нас воспитают. Поставят знаки на дорогах, аншлаги, и ноухау – фотоловушки. Съездишь с оружием в Зигальгу поохотиться, а через неделю на почту тебе повестка в суд.

      – Ну, уж сразу и фотоловушки. Хотя давно уже разговоры идут, а пока все по старинке. Кажется, надолго эта бодяга. Может, не в нашей жизни этот «Национальный парк» сделают. Поохотимся еще. Ладно, спать я пошел. Протопил в избе-то? Сушиться нужно, все мокрое. Завтра еще повоюем. Может на гору сходим, а, Леха?

      – Нет, не пойдем. Снег там уже.

      Я демонстративно подложил в костер дров и налил себе чаю. Спать не хотелось. Когда еще посидишь у костра… Дома дела, заботы. Я пытался перебрать в памяти наши вылазки в Зигальгу, да как-то не думалось. Тупо смотрел на костер.

      Вдруг неожиданный порыв ветра пробежался по верхушкам елей, чуть зацепив пламя костра. Где-то за ручьем треснула ветка. Я машинально направил туда луч фонарика, который ночью всегда под рукой. Загадочные очертания еловых веток странно покачивались. Выключив фонарик, я вновь уставился на костер. Языки его пламени под порывом ветра на мгновение нарисовали в моем воображении лицо девушки-башкирки.

      «Ах вот оно что, опять ты», – подумал я. Не в первый раз именно на Зигальге мне приходит это наваждение. Чаще всего с чувством некоторой жути и даже откровенного страха, но ненадолго. Впервые она явилась ко мне, когда я осмелился четырнадцатилетним мальчишкой покорить Мерзлый утес, сбежав от скучного занятия – сбора малины. Часа три меня не было, а мать даже не заметила, что я отлучился. Утес я покорил, а вот на обратном пути плутанул в высокой траве и жутком ветровале. Кто-то буквально за руку вывел меня на знакомую тропинку. Потом она много раз являлась мне в критических ситуациях и то показывала нужное направление, то помогала вытащить машину из болота, то подставляла на дороге глухаря или выводок рябчиков, как сегодня. Ни разу не позволила мне встретиться с медведем. А сейчас она, наверное, явилась поближе познакомиться и рассказать свою историю, навеки связавшую ее с хребтом.

      Их кочевой род уже несколько лет пригонял скот к подножию хребта на летние пастбища. И девушка уже знала, что перед плато в предгорье в начале лета вырастает неимоверно вкусное и полезное