Мальчик и Тьма. Сергей Лукьяненко

Жди.

      И прежде чем я успел сказать, что передумал, что не смогу ждать его в одиночестве и мраке, Солнечный котенок подпрыгнул и взвился в воздух. Оранжевый комочек света стремительно поднялся, превращаясь в крошечную точку на черном небе. И полетел прочь. Действительно очень быстро: я потерял его из виду за несколько секунд. Только хватит ли ему сил все время мчаться с такой скоростью?

      Минут десять я ревел, уткнувшись в густую мягкую траву. Как ни странно, это меня капельку согрело. Поднявшись, я пошел на поиски ручейка, о котором говорил Котенок.

      Странное это дело – бродить во тьме. Теряется и расстояние, и время. Лишь камни, изредка попадавшиеся под ноги, доказывали, что я не топчусь на месте.

      Руки я держал перед собой, боясь, что в любой момент оступлюсь, но вскоре услышал журчание воды, а еще через мгновение трава под ногами сменилась влажным песком.

      Нагнувшись, я жадно пил холодную чистую воду. Потом, отойдя на несколько шагов – так, чтобы слышать ручеек, – лег навзничь в траву, высокую, сомкнувшуюся надо мной.

      Делать было совершенно нечего. Раньше я и не подозревал, как выматывает полное безделье. Я лежал, слушая плеск воды и гул ветра где-то далеко-далеко вверху. Лежал, наверное, очень долго. А потом снова заснул.

      Разбудили меня шаги. Я открыл было рот, чтобы окликнуть вернувшегося Котенка, но вовремя сообразил, что эти шаги другие: тяжелые, человеческие.

      Сразу вернулся страх.

      Шаги приближались сразу с двух сторон. В нескольких метрах от меня идущие встретились. И я услышал тягучий голос:

      – Там нет никого.

      – Там нет никого тоже.

      Я понимал говорящих, хотя мне почему-то казалось, что они говорят на чужом языке. И от этих медленных, тяжелых голосов меня пробила дрожь. Я замер, боясь шевельнуться.

      – Здесь никого. Но дозорный видел свет.

      – Дозорный видел Настоящий свет.

      – Это невозможно.

      – Но дозорный видел.

      – Здесь нет света. Здесь нет никого.

      – Тот, кто светил, улетел.

      – Или ушел по скалам. Здесь низкие скалы.

      – Нас обвинят в медлительности.

      – Это плохо. Надо сказать, что здесь был Крылатый, убежавший вчера.

      – Нас спросят, где его сердце.

      – Мы скажем, что он защищался. Мы скажем, что залили долину Черным огнем.

      – Это расточительно. Это плохо.

      – Но это лучше медлительности.

      – Да. У тебя есть Черный огонь?

      – В башне.

      – У меня нет Черного огня. Мы полетим в твою башню, возьмем огонь и сожжем долину.

      – Так хорошо. Летим.

      И я увидел, как во мраке разворачивается тьма. Черные полотнища тьмы, чернее темноты, непрогляднее мрака. Две пары огромных крыльев. В лицо ударил ветер, наполненный едким нечеловеческим запахом, и тьма взвилась в небо.

      Несколько минут я лежал, убеждая себя, что мне приснился кошмар. Но едкий запах еще держался в воздухе, а в том месте, где стояли говорившие, я нащупал выдранную траву.

      Ждать возвращения тех, кто при ходьбе вырывал с корнем