Записки члена Государственной думы. Воспоминания. 1905-1928. А. В. Еропкин

одной-двух усадеб, удачно оставшихся на своем участке земли по жребию. А по горизонту там и сям виднелись хутора, выселившиеся из этой деревни.

      Хуторское расселение по каждой губернии носило свои особенности. Так, в Саратовской губернии основным препятствием служил недостаток воды, и главное внимание землеустроителей было обращено на снабжение хуторов колодцами, чрезвычайно глубокими и даже артезианскими.

      Компаньон мой по Саратовской губернии сообщил много интересного из деятельности Столыпина, который был в Саратове губернатором и хорошо известен моему спутнику[234]. Мне запомнился один рассказ об изумительном присутствии духа Столыпина: он не признавал опасности и шел к ней всегда прямо. Когда ему донесли, что в одной из волостей вспыхнуло крестьянское восстание, Столыпин немедленно отправился туда сам, один, в коляске. В селе его встречает большая толпа крестьян. Губернатор выходит в середину толпы и спрашивает, в чем дело? По выражениям лиц окружающих его крестьян он замечает, что страсти до чрезвычайности возбуждены. Он видит, что один крестьянин, очевидно, главный зачинщик, особенно нервно настроен, передавая свое возбуждение толпе, которая тесно обступает губернатора. Тогда Столыпин сбрасывает с себя свою губернаторскую шинель и дает ее на руки зачинщику со словами: «Подержи-ка, голубчик!» И этот жест, эта находчивость сразу все изменяет. Зачинщик, коневод, является уже в роли человека, прислуживающего губернатору. Эта неожиданность, этот гипноз красной генеральской подкладки, эта услуга – все вместе умиряет страсти. И вся толпа изменяет настроение, видя во главе своей уже не зачинщика, а губернатора, которому зачинщик услужливо держит пальто. Инициатива перешла к Столыпину, и он спокойно расспрашивает и выслушивает крестьян о причинах волнения[235].

      В Самарской губернии я познакомился со знаменитым землеустроителем А. Ф. Биром[236]. Этот небольшой человек творил в своем участке чудеса: самое имя Бир стало в этих краях нарицательным: Бир – значит землеустроитель. Мы путешествовали с ним по Самарским степям, и он показывал мне введенную им систему хуторов пачками, по четыре хутора вместе, причем поля их простирались во все четыре стороны от центра, где выстроены хутора. Для безграничных самарских степей это особенно важно и для выгона, и для водопоя, и, чтобы не было такого одиночества, для защиты от зверя, от недоброго человека, от непогоды. Здесь же впервые я увидел, как в России работают на верблюдах и как эти верблюды не брезгуют даже сухой колючкой «перекати-поле».

      Бир показал и рассказал мне много поучительного, и я с сожалением с ним расстался.

      Я спешил возвратиться в Финляндию, ибо получил телеграмму, что С[ерафима] К[онстантиновна] больна. В Выборге я узнал, что она мужественно перенесла тяжелую операцию и уже поправляется. Не пробыл я около больной и двух дней, как газеты принесли тяжелое известие, что министр Столыпин ранен в Киеве в театре[237], а еще через два дня, что он скончался

234

Имеется в виду рассказ Н. Н. Львова.

235

В январе 1905 г. на заседании кружка «Беседа» Н. Н. Львов описывал эти события следующим образом:

«Появился Н. Н. Львов и заявил, что он просит прервать обсуждение текущих вопросов и выслушать его сообщение.

Н. Н. Львов: Я видел ужасы, нечто вроде пугачевщины. Началось по соседству с моим имением у кн. Волконского. Крестьяне стали рубить лес. У Волконского есть тяжба с ними, в которой он едва ли прав, но туда же наехали сейчас крестьяне других деревень – тоже поживиться лесом. Вообще возбуждение среди крестьян растет. Еще до этого шли разные слухи: о дележе земли, о том, что господа хотят перевести царский род и т. д. Пропаганда идет с двух сторон: есть, несомненно, в наших краях революционеры-агитаторы и появляются прокламации; но, с другой стороны, ходят сыщики охраны, а священники и полиция поддерживают нелепые слухи – о том, что господа хотят стать на место царя, об измене, о подкупе Японией и Англией и т. п. Все это вместе, а также смутные слухи о войне волнуют народ. У Волконского в Романовке рубили лес дней пять, потом приехали губернатор (П. А. Столыпин. – Ред.) и казаки, и дело кончилось сравнительно мирно: порки и стрельбы не было. Потом мордово-караевские мужики стали рубить мой лес. У меня с мордово-караевскими нет никаких дел, это государственные крестьяне с полным наделом. Они зажиточны. Два года назад у них был прекрасный урожай. Я был в Саратове и приехал, когда было уже много срублено. Я сперва поскакал в свои села (т. е. в села бывших наших крестьян, но я не узнал мужиков. Это другой народ – с затаенной злобой и недоверием. Все ждут, что будет с мордово-караевскими, и готовы делать то же. Скоро в Мордово-Карай также приехали губернатор с казаками. Они продолжали рубить и при нем. Они вырубили более 200 дес. на 150 000 руб. Все вывезено, продано, прожито. Приезжали со всех окрестностей покупать за бесценок. Рубили дней шесть. Губернатор при ехал на громадный пьяный сход (в селе Мордово много душ). Падают на колени и в то же время кидают камнями, хохочут, рыдают, галдят. Губернатор Столыпин не хотел прибегать к репрессиям, и я его всячески просил об этом. Он требовал от них составления приговора о том, чтобы они перестали рубить лес, и требовал выдать зачинщиков. Но невозможно было чего-нибудь добиться. Когда он стал им грозить, они тоже отвечали угрозами по отношению к полиции и казакам. Тогда он один вышел к ним и сказал: «Убейте меня». Тогда они кинулись на колени. Но как только он сел в сани, в него стали кидать камнями. Тут же ранили пристава, несколько казаков и солдат. Крестьяне вооружились – насадили на палки какие-то пики. Губернатор пробовал также вызвать депутатов выборных от общества. Явилось человек 20. С ними ничего нельзя было сделать. Это обезумевшие люди, возбужденные хищники… Губернатор уехал на время и обещал приехать туда опять в понедельник, т. е. сегодня. Он мне сказал, что если дело без этого не кончится, он будет стрелять. И вот, может быть, сейчас там стреляют… Я не мог выдержать, перевез оттуда мою семью. Некоторые воображают, что аграрные беспорядки могут принести хоть какую-нибудь пользу. Ничего, кроме пугачевщины, из холерных, еврейских и аграрных беспорядков ничего путного выйти не может. А это озлобление усмирителей. Пристав с глазами, налитыми кровью, кричал: «Я усмирю их». Я видел, как казаки с факелами тащили порубщиков из леса. Я едва удержал их, чтобы их не били. Меня лично не тронули, но мордовцы грозили мне. Что это вообще за дикость! Стоит старик перед губернатором на коленях, совершенно пьяный и кричит: «Лес наш! Лес наш!» Война на всем этом тоже имела, по-видимому, некоторое неожиданное значение. Когда губернатор говорил, что нельзя брать чужого, то ему кто-то возразил: Маньчжурия тоже чужая, а ее вон забрали. Это царство грубой физической силы. Войска, которые привел губернатор, состояли из запасных солдат, которые были чем-то недовольны и озлоблены против крестьян. Они говорили – только дозвольте, а мы покажем этим мужикам» (ОПИ ГИМ. Ф. 31. Оп.1. Д. 142. Л. 243–244).

236

Бир Александр Филиппович – непременный член Новоузенской землеустроительной комиссии Самарской губернии. С 1910 г. ревизор землеустройства Астраханской, Ставропольской и Самарской губерний.

237

П. А. Столыпин был смертельно ранен 1 сентября 1911 г.