Вернуться и вернуть. Вероника Иванова

можно простить… Нельзя. Лично я возненавидел бы человека, который бы так со мной поступил. Собственно говоря, и ненавижу. Самого себя. Но ведь это не повод делиться своей ненавистью с окружающими, как вы считаете?

      – Мэй… – Я встал с кровати и подошел к испуганно скорчившейся фигурке. – Пожалуйста, не надо… Я неудачно пошутил… Извини.

      – Разве это шутка? – Голос эльфа дрожит, но не от страха, а от… Он плачет? Уж не надо мной ли?

      – Конечно, шутка! Глупая. Грубая. Я не должен был…

      – Ты не должен был запирать ЭТО в себе! – По наконец-то отвернувшемуся от стены лицу бегут целые реки слез.

      – Но если бы я не «запирал», как ты говоришь… Страдали бы те, кто находится рядом.

      – Предпочитаешь гибнуть один?

      – Гибнуть?

      – ЭТО сожрет тебя когда-нибудь, разве ты не понимаешь? – Лиловые глаза смотрят с неистовой мольбой. Чего ты добиваешься, lohassy?

      – Ну и пусть, – пожимаю плечами. – Я не буду грустить по этому поводу.

      – Так не должно быть!

      – Почему?

      – Потому что… Никто не должен быть один!

      Простая истина. Очень простая. Самая первая, которую я понял по-настоящему. И самая последняя из тех, которые найдут воплощение в моей жизни. Как больно…

      – Я не один, Мэй. Со мной всегда…

      Обрываю фразу на полуслове, но не потому, что не могу придумать продолжение. Оно известно, однако юному эльфу вовсе не нужно слышать, с кем я провожу каждую из отмеренных мне минут. И – если это будет зависеть от меня – Мэй никогда не узнает, на кого похожа дама, с которой я обвенчан с первой минуты своего существования.

      – Кто? – Он все-таки спрашивает.

      – Тебе еще рано об этом знать! – Щелкаю согнутым пальцем по слегка покрасневшему от рыданий носу. – Вот когда вырастешь…

      – Ты все равно не расскажешь. Тихий вздох.

      – Почему же? Расскажу. Сначала вырасти! И будь любезен умыться: негоже показывать хозяйкам зареванное лицо!

* * *

      Муторно. Так муторно на душе, что к завтраку я не стал спускаться. Потом, дождавшись, когда кухня освободится, затолкал в себя пару ломтей ветчины, взял кружку с молоком и почти крадучись вернулся в комнату.

      «Никто не должен быть один…» Знаю. Но ко мне это не относится. Я не могу быть с кем-то, потому что… Если даже Мэй, который хорошо знаком с верхним слоем моих чувств, ужаснулся, заглянув чуть глубже… Кому я могу показать без прикрас то, что находится внутри меня? Если там вообще что-то есть.

      «Опять рефлексируешь?»

      Нельзя?

      «Можно… Только бессмысленно…»

      Почему?

      «Анализ полезен только в том случае, если может повлечь за собой действия, качественно меняющие ситуацию… А в твоем случае…» – вещает Мантия лекторским тоном.

      Можешь не продолжать. Я гад, точно?

      «В какой-то мере все твои родственники гады… А кровь не вода…» Глубокомысленное и очень правильное замечание.

      Я не это имел в виду! Я поступил дурно.

      «Разве?.. Не заметила…»

      Мне не следовало открывать Мэю даже малую часть…

      «Позволь напомнить: