Экспедиция в рай. Иван Погонин

Иванович? Чтой-то я такого среди своих знакомых не припомню. Как его фамилия?

      – Трубицын. Он говорил, что каширский уроженец, но был вынужден надолго покинуть город.

      Тараканов помрачнел.

      – Устал я. Пойдем, Настасья, почивать.

      Супруги поднялись в светелку и набросились друг на друга.

      Тараканов с Ванькой катали по полу заводной трамвайчик, когда в избу вошел Трубицын. Бывший политкаторжанин полысел и потолстел.

      – Филипп Иванович! – засуетилась Настя. – Что же вы не предупредили?

      – Не беспокойтесь, Анастасия Александровна, у меня визит, так сказать, неофициальный.

      – Нет, чаем я вас непременно напою. У нас варенье есть, Осип икры привез. Присаживайтесь, я сейчас все приготовлю.

      – Да стоит ли? Я буквально на пять минут, поприветствовать старого приятеля.

      – Без чая я вас все равно не отпущу, и не думайте возражать.

      Настя ушла на кухню.

      – Хорошая у вас супруга, Осип Григорьевич, и мальчонка хороший. Давайте, пока дамы на стол собирают, на улицу выйдем, покурим.

      – Я с тобой, папка! – поднялся с пола Ванюшка.

      – Играй сынок, я скоро, нечего тебе табачным дымом дышать.

      Тараканов и Трубицын сели на лавочку у палисадника и закурили.

      – Я слышал, вы все тем же изволите заниматься, в сыске служите?

      – Да.

      – А я вот род занятий сменил. Был конторщиком, а стал уездным головой. Да-с. Хоть вы и старались меня с землей смешать.

      Тараканов ничего не ответил.

      – Чего молчите? Совесть мучает?

      – Нет, не мучает. Я против своей совести ничего не делал. Я вас, Филипп Иванович, не за политику помогал на каторгу отправлять, а за соучастие в убийстве и в разбойном нападении. Я обывателей от бандитов защищал.

      – Ах вот вы как заговорили! Ну что ж, сейчас я окончательно понял, что вы враг неисправимый. Вы пока отдыхайте, пейте чай с вареньем, ешьте икру ложками. А я пойду, сообщу куда следует, что вы за фрукт. Скоро вы узнаете, что это такое – тюрьма. Если вас, конечно, сразу не шлепнут. Времена сейчас тяжелые, контра со всех сторон на молодую Советскую республику лезет, и я думаю, что с вами не будут церемониться.

      – Вы, Филипп Иванович, тюрьмой и смертью меня не пугайте. В тюрьме мне сидеть доводилось, а смерти я не боюсь. Семи смертям не бывать, а одной не миновать. Только одному помирать будет скучно, поэтому я вас с собой потяну.

      – Угрожать изволите? – сказал Трубицын. Его голос предательски дрогнул.

      – Избави Бог. Я не угрожаю. Я только хочу сказать, что коли я перед новой властью грешен, то и вы не без греха. Вам обстоятельства дела напомнить?

      – Дела? Какого дела? Нет никакого дела, Осип Григорьевич. Царский суд был разгромлен восставшим народом, и его дела были уничтожены. Я свое дело лично сжег, – шепотом закончил Трубицын. – А подельники мои – все на том свете.

      – И все же я позволю себе напомнить, как мы этот экс раскрывали. Помните,