Город. Сборник рассказов и повестей. Клиффорд Саймак

хлещущим дождем. Незрячие глаза. Никудышные глаза… Глаза, не видящие красоты облаков, не видящие ничего из-за шторма. Тела, не способные радостно трепетать от трелей звонкой музыки над клокочущим потоком.

      Люди, странствующие в одиночестве, и речь их подобна речи мальчишек, намеренно коверкающих слова для таинственности, и не дано им общаться так, как он общается с Байбаком, безмолвно, совмещая два сознания. Не дана им способность читать в душе друг друга.

      Он, Фаулер, настраивался на то, что в этом чуждом мире его на каждом шагу будут подстерегать ужасы, прикидывал, как укрыться от незнаемых опасностей, готовился бороться с отвращением, вызванным непривычной средой.

      И вместо всего этого обрел нечто такое, перед чем блекнет все, что когда-либо знал человек. Быстроту движений, совершенство тела. Восторг в душе и удивительно полное восприятие жизни. Более острый ум. И мир красоты, какого не могли вообразить себе величайшие мечтатели Земли.

      – Ну, пошли? – позвал его Байбак.

      – А куда мы пойдем?

      – Все равно куда. Пошли, там видно будет. У меня такое чувство… или предчувствие…

      – Я все понял, – сказал Фаулер.

      Потому что им владело такое же чувство. Чувство высокого предназначения. Чувство великой цели. Сознание того, что за горизонтом тебя ждет что-то небывало увлекательное и значительное.

      И остальные пятеро чувствовали то же самое. Властное стремление увидеть, что там, за горизонтом, неодолимый зов яркой, насыщенной жизни.

      Вот почему они не вернулись.

      – Я не хочу возвращаться, – сказал Байбак.

      – Но мы не можем их подводить, – возразил Фаулер.

      Он сделал шаг-другой к куполу, потом остановился.

      Возвращаться в купол… Возвращаться в пропитанное ядами, ноющее тело. Прежде он вроде бы и не замечал, как все тело ноет, но теперь-то знает его пороки.

      Снова мутное сознание. Туго соображающий мозг. Рты, которые открываются и закрываются, испуская сигналы для собеседника. Глаза, которым он теперь предпочел бы откровенную слепоту. Унылое, мешкотное, тупое существование.

      – Как-нибудь в другой раз, – пробурчал он, обращаясь к самому себе.

      – Мы столько сделаем, столько увидим, – говорил Байбак. – Мы столько узнаем, откроем…

      Да, их ждут открытия… Может быть, новые цивилизации. Перед которыми цивилизация человека покажется жалкой. Встречи с прекрасным и – что еще важнее – способность его постичь. Ждет товарищество, какого еще никто – ни человек, ни пес – не знал.

      И жизнь. Полнокровная жизнь вместо былого тусклого существования.

      – Не могу я возвращаться, – сказал Байбак.

      – Я тоже, – отозвался Фаулер.

      – Они меня снова в пса превратят.

      – А меня – в человека, – сказал Фаулер.

      Комментарий к пятому преданию

      Шаг за шагом, по мере того как развертывается действие, читатель получает все более полное представление о роде людском. И все больше убеждается, что этот род, скорее