Возлюби ближнего своего. Ночь в Лиссабоне. Эрих Мария Ремарк

Приняв решение, он подошел к полицейскому.

      – Который час, вахмистр? – спросил он.

      У него были часы. Но слишком уж странным ощущением было отсутствие страха перед полицейским.

      – Пять, – буркнул полицейский.

      – Спасибо. – Керн медленно спускался по лестнице. Ему хотелось бежать бегом. Только теперь он поверил, что все это было правдой.

      Большая приемная комитета по делам беженцев была переполнена людьми. Несмотря на это, она странным образом казалась пустой. В полутьме как тени сидели и стояли люди. Почти никто не разговаривал. Все, что касалось каждого из них, было сотни раз сказано и повторено. Теперь оставалось только одно – ждать. Это был последний барьер перед отчаянием.

      Больше половины присутствующих были евреи. Около Керна сидел бледный человек с грушевидным черепом, который держал на коленях футляр со скрипкой. Напротив сгорбленный старик со шрамом на бугристом лбу нервно сжимал и разжимал руки. Рядом сидели, тесно прижавшись друг к другу, светловолосый юноша и девушка. Они крепко держались за руки, словно боялись, что, если хоть на минуту ослабят внимание, их оторвут друг от друга. Они не смотрели друг на друга, они смотрели куда-то в пространство, куда-то в прошлое, и их глаза были пустыми от нежности. Сзади них сидела толстая женщина, которая беззвучно плакала. Слезы стекали из ее глаз по щекам, по подбородку, на платье; она не обращала на это внимания и не пыталась сдерживаться. Ее руки неподвижно лежали на коленях. В обстановке этой молчаливой печали и отчаяния непринужденно играл ребенок. Это была девочка лет шести. Живая и нетерпеливая, с блестящими глазами и черными локонами, она ни секунды не стояла на месте. Перед человеком с грушевидным черепом девочка остановилась. Мгновение она смотрела на него, потом показала на футляр, который он держал на коленях.

      – Там скрипка? – спросила она звенящим требовательным голосом.

      Человек минуту смотрел на ребенка, словно не понимая. Потом кивнул.

      – Покажи, – сказала девочка.

      – Зачем?

      – Я хочу посмотреть.

      Скрипач колебался мгновение, потом он открыл футляр и вынул инструмент. Скрипка была завернута в шелковый лоскут фиолетового цвета. Он осторожно развернул лоскут.

      Девочка долго смотрела на скрипку. Потом она тихонько подняла руку и потрогала струны.

      – Почему ты не играешь? – спросила она.

      Скрипач не отвечал.

      – Сыграй что-нибудь, – повторила девочка.

      – Мириам! – крикнула из другого угла комнаты женщина с грудным ребенком на коленях. Ее голос звучал тихо и подавленно. – Иди ко мне, Мириам!

      Девочка не слушала. Она смотрела на скрипача.

      – Ты не умеешь играть?

      – Я умею играть, но…

      – Почему же ты тогда не играешь?

      Скрипач смущенно огляделся. Его большая разработанная ладонь обнимала гриф инструмента. Люди начали обращать на него внимание. Он не знал, куда смотреть.

      – Я же не могу здесь играть, – заявил он наконец.

      – Почему? –