Авантюристка (Тайная любовница Петра I). Валериан Яковлевич Светлов

Марта, моя дорогая девочка, хочешь ты быть моей женой?

      Марта покраснела, закрыла лицо руками и вдруг расплакалась.

      – О, Марта, что с тобою! – горестно воскликнул Феликс. – Зачем, зачем эти слезы? Они так не идут к твоему веселому личику, к твоему радостному личику. Разве ты не хочешь быть моей дорогой, моей нежно любимой женой?

      – Ах, Феликс, – отирая слезы, ответила девушка, – ты знаешь, что это неправда! Ты знаешь, как я люблю тебя, и ты знаешь, что стать твоей женой – это сладкая мечта моя! Но теперь… ты слышишь гром пушек? Слышишь эту ужасную пальбу?

      – Да, как и ты… Так что же?

      – Теперь говорить о нашем браке было бы несвоевременно… Чтобы сказала твоя мать, если бы мы теперь заговорили об этом?

      – Теперь это своевременнее, чем когда-нибудь, – решительно и твердо ответил Феликс.

      – Почему?

      – Потому что это последняя ночь Мариенбурга, – торжественно ответил он, – потому что скоро настанет час, когда стены города падут, как библейские стены Иерихона, и ворота его раскроются, чтобы пропустить неприятеля… потому что меня могут убить…

      – Ах, Феликс, ты опять говоришь о смерти! Вот уже второй раз в этот вечер…

      – Ну, меня могут взять в плен, если тебе это больше нравится, моя дорогая, – усмехнулся он. – Словом, нас могут надолго разлучить обстоятельства. Но я не хочу ни одной минуты жить с сознанием, что мы друг другу чужие, да не хотел бы лечь и в могилу с этим сознанием.

      – Я всегда это говорила! – вдруг услышали они голос старухи.

      Оба вздрогнули и быстро подошли к креслу.

      Голова тетушки Гильдебрандт качалась. Крепкий сон владел утомившейся женщиной. Она сказала эти слова во сне, вероятно, в ответ на какое-нибудь пригрезившееся ей видение.

      – Ты видишь, – прошептал Феликс, – я прав. Ты согласна?

      – Согласна ли я! – чуть не вскрикнула Марта и, порывисто обняв его шею руками, страстно прижалась к нему всем телом.

      Дверь внезапно скрипнула, и молодые люди отскочили друг от друга…

V

      В дверях показался пастор Глюк.

      Он был бледен и имел усталый, почти измученный вид. В его крупных темных глазах отражалось горе, и печальная складка вокруг губ придавала почти трагическое выражение его лицу.

      – Здравствуйте, дети мои! – сказал он молодым людям.

      – Это вы, пастор? – спросила старуха, внезапно проснувшись от присутствия третьего лица в комнате.

      – Я, моя добрая Гедвига.

      – Откуда вы пришли? – продолжала она, окончательно приходя в себя и встав с кресла. – Мы вас ждали к ужину.

      – Я читал молитвы над убитыми и должен был присутствовать при погребении нескольких наших павших воинов. Ах, дети мои! Как тяжелы обязанности пастора во время войны, в то время, когда люди нарушают великий завет христианства, убивая друг друга и орошая поля кровью своих ближних, те поля, которые назначены для применения их мирного труда и для питания их. Но… что делать! Война есть война, и люди всегда останутся людьми и всегда