Всем стоять на Занзибаре. Джон Браннер

а по возвращении вижу, сколько воды утекло. Сегодня вместо «ублюдок» говорят «паршивец» или «кровосос», имея в виду, надо думать, «больного гемофилией».

      – Что? – Норман растерянно тряхнул головой.

      – Если смысл моих слов неясен, я скоро к нему вернусь. Как на вас сказалась история о вашем предке?

      – В детстве у меня часто болела рука. – Норман показал взглядом на левую кисть. – Говорили, это ревматизм. Но это был не ревматизм. Боли были психосоматические. Мне снились кошмары, в которых одни люди меня держали, а другие отпиливали мне руку. Я просыпался с криком, а мать орала мне из-за стены, чтобы я заткнулся и дал ей поспать.

      – Вы не рассказывали ей о кошмарах?

      Уставившись себе под ноги, Норман покачал головой.

      – Наверное, я боялся, что она станет ругать дедушку и запретит ему со мной про это разговаривать.

      – А зачем вам было про это разговаривать? Не важно… вам не обязательно все объяснять. Что такого случилось сегодня, что вытащило на свет ту психологическую травму в шестилетнем возрасте?

      – Какая-то Божья дщерь попыталась порубить Салманасара топором. Оттяпала кисть одному нашему технику.

      – Понимаю. Ее смогут пришить?

      – О да. Но врач сказал, что часть моторных функций, возможно, не восстановится.

      – И вы оказались совершенно не готовы к случившемуся?

      – Клянусь бородой Пророка, не готов! Откуда мне было знать, что там не очередная гребаная демонстрация с выкрикиванием лозунгов и размахиванием флагами?!

      – Почему полиция компании не уладила все до вашего прихода?

      – Сплошь бестолочи. Сказали, что не решились стрелять с балкона из страха попасть в Салманасара, а к тому времени, когда они спустились в зал, я с девицей уже справился.

      – Итак, вы с ней разобрались. Каким образом?

      Норман зажмурился, закрыл лицо руками. Когда он заговорил, его голос был едва слышен сквозь пальцы.

      – Я однажды видел утечку жидкого гелия из находившегося под давлением шланга. Это навело меня на мысль. Я вытащил один из шлангов… и полил ей руку. Начисто заморозил. Скристаллизировал. Под весом топора она обломилась.

      – Надо полагать, ее теперь назад не пришьешь?

      – Борода Пророка, нет! Если ее разморозить, она, наверное, тут же загниет – как замороженное яблоко!

      – Вас ожидают серьезные последствия? К примеру, вы предстанете перед судом за то, что изувечили посетительницу?

      – Разумеется нет, – вырвалось у него почти презрительно. – «Джи-Ти» заботится о своих, а учитывая, что девка пыталась сделать с Салманасаром… В этой стране мы всегда больше печемся о праве собственности, чем о правах человека. Кому, как не вам, это знать?

      – Ну, если дело не в последствиях, значит, в самом поступке. И какого вы теперь о себе мнения?

      Норман уронил руки.

      – Вы прошляпили свое призвание, да? – горько сказал он. – Вам надо было бы стать психоаналитиком.

      – Мои неврозы нельзя проецировать на других невротиков. Я кое о чем вас спросил,