Яблоневый сад. Повесть. Валерий Казаков

матери и услышала только одно слово: «Приезжай». Сказано это было таким тоном, каким никогда Борис с ней не говорил. И она вынуждена была поехать к нему на съемную квартиру, потеряв всякий интерес к Бунину, готовому обеду и солнечной домашней тишине…

      Нашла Бориса возле горящего камина, среди бесформенной груды книг, в рубахе, расстегнутой до пояса, мятых брюках и без очков. Он разрезал шпагат на новеньких упаковках книг и бросал эти книги в огонь.

      – Что ты делаешь? – спросила она удивленно, увидев его за этим странным занятием.

      – Они отказались от моих стихов. От всего тиража, – проговорил он обреченно, не поднимая на неё глаз.

      – Кто они? – не поняла Людмила.

      – Торговые работники. Эта новая мафия. Все мне отказались… Я пробовал продавать книги сам. Ставил автографы. Три часа простоял на станции метро Площадь мира… И ничего не продал. Ничего! Поэзия сейчас никому не нужна. И это в России, в самой читающей стране! Представь себе.

      – Но.

      – Страна торгашей и пьяниц! Мы живем в стране торгашей и пьяниц! – зло хрипел Борис.

      – Может быть, увезти их куда-нибудь в провинцию. Там ещё есть романтики, которые интересуются поэзией, – невпопад проговорила Людмила.

      – Глупости! Не надо себе лгать. Не надо меня успокаивать. Я знал, что стихи сейчас никому не нужны, и всё-таки пробил эту книгу в издательстве. Нашел спонсоров. Договорился с редакцией. Договор заключил. Сейчас все эти деньги нужно возвращать.

      В его глазах появились слезы, горький отсвет огня, бушующего в душе.

      – Брошу всё! Брошу, Людмила! Стану, как все. Буду преподавать. Хватит глупостей. Время иллюзий прошло… Моя жена, к сожалению, оказалась права. Она никогда не воспринимала мои увлечения серьёзно. Смотрела на меня с иронией, этак снисходительно. И вот она снова оказалась права. Права, понимаешь. Сейчас на многое можно так смотреть. На всё, что не приносит прибыли сию же минуту.

      – А если тебе заняться прозой? – неожиданно проговорила Людмила.

      Он косо взглянул на неё снизу вверх, с глазами полными негодования.

      – Ты никогда не воспринимала меня серьёзно. Ты только соглашалась. Я чувствовал. Иначе не стала бы предлагать мне такое.

      Его правая рука заметно задрожала.

      – Ты похожа на всех остальных людей. Трезвых и расчетливых. Как ты можешь предлагать мне писать прозу, после того как рухнули все мои надежды, все планы пошли под откос. И это после того, как я чего-то добился.

      Камин уже полыхал так сильно, что от него сделалось жарко. На лбу и переносице у Бориса выступили капельки пота, а глаза расширились. Сейчас он чем-то напоминал Людмиле Демона, сидящего между землей и небом с одной из картин Врубеля. Она почувствовала, что ей лучше уйти. Он переживает за свою слабость и поэтому бесится. Одному ему будет легче. Книги из его рук большими белыми птицами летели в камин, махая страницами как крыльями.