Рубеж. Алексей Гридин

Опять, небось, Вован, хочешь за книжки засесть? Ну смотри, ты за себя, конечно, сам решаешь. Только не заметишь, как жизнь пройдет, и вспомнить-то нечего будет. Бери с нас пример: отучились в технаре – и все, мы вольные птицы, пора, брат, пора, по бабам и так далее. Ну, бывай.

      Он вяло поднял руку и изобразил, что машет ей. Я махнул в ответ и, чтобы не продолжать разговора, действительно свернул к магазину. Там очень удачно собралась очередь из нескольких заторможенных бабулек, которым не столько нужны были хлеб и молоко, сколько возможность обменяться друг с другом последними сплетнями. Наконец, купив пачку пельменей и решив, что Лелик с Барбосом вряд ли сидят сейчас на лавке у подъезда, я поспешил к дому.

      И свернув на узкую тропу между гаражами и трансформаторной будкой, по которой рисковали ходить лишь обитатели нашего квартала – любой другой, напоровшись здесь на пацанов из квартальной кодлы, мог быть, в зависимости от времени суток, быть избит, ограблен, а то еще и что похуже – так вот, свернув на эту тропу, я увидел, как Лелик с Барбосом учат стоящего на коленях чурку.

      Значит, они решили-таки подарить себе и девчонкам бесплатное развлечение. Аттракцион «Реальные пацаны поражают дракона». Хотя мне-то что? Чурка – он вообще человек ли? Если человек, так пусть, гадство, встает на ноги и дерется, как и полагается сапиенсу. Не хочет драться – сам виноват. Мое-то какое дело? Человеку – человечье, но рабу однозначно рабье. Не убьют ведь они его в конце концов.

      …так я убеждал сам себя, а ноги несли меня ближе к гаражам.

      – О, – заметил меня Лелик. – Вот и Вован нас догнал. Хочешь чурке в дычу дать? Он хороший чурка, смирный. Ты ему по харе, а он тебе – спасибо. Правда, урод? Ну? Не слышу…

      Он наклонился и сунул дворнику под нос кулак, украшенный стесанными о боксерскую грушу и чужие лица костяшками. Дворник побледнел и кивнул.

      – Молодец, – довольно осклабился Лелик. – А теперь словами, тварь, словами.

      – Я хороший, – едва не плача, прошептал дворник и натурально шмыгнул носом.

      – Слышь, Лелик, – нетерпеливо сказал Барбос. – Или давай его отхреначим, или ну его уже. Девки стынут, водка греется, а он тут соплями исходит.

      Девчонки стояли рядом и смотрели, глупо хихикая. В их глазах, наверное, пацаны и впрямь выглядели героями.

      Лелику явно хотелось пойти домой, пить пиво и щупать девочек, но точно так же ему не хотелось расставаться с новой игрушкой.

      – Ты у меня, сука, не соплями сейчас – кровью изойдешь, – пообещал он дворнику и занес ногу для пинка.

      Чурка зажмурился и часто-часто хрипло задышал. На худом горле подрагивал кадык, как будто стоящий на коленях человек чем-то подавился и никак не мог пропихнуть помеху в горло.

      Я не знаю, почему поступил так, как поступил. Совесть проснулась, что ли? Видал я эту совесть в гробу в тапочках известного цвета. С детсадовских времен помню, нас учили: нужно помогать слабым, защищать их от тех, кто сильнее. Но это никогда не шло дальше слов, а что такое