Единственный и гестапо (сборник). Георг Борн

ему неприятностей и совершенно спокоен.

      – Вы арестованы.

      Совершенно потрясенный, ревнивый муж начинает доказывать, что он едет с женой на курорт. Штурмовик предлагает ему заткнуться и тащит его за плечо из купе. Потом он вспоминает о женщине и предлагает ей тоже выйти из вагона. Слезы.

      Этой возможности я не предвидел; как, однако, сложна и многогранна жизнь! Мой маневр дал мизерные результаты, доброжелательное отношение ко мне штурмовика, освобождение двух мест в купе. Мой роман, однако, срывается… Меня все же радует, что, несмотря на свои сорок лет, я сохранил пылкость и склонность к романтическим приключениям.

      Воображаю, как этот оригинал изумлен происшедшим с ним. Боюсь, что штурмовики доставят ему несколько неприятных часов, а то, пожалуй, и недель.

      Вот что значит судьба человека! Ты, Штеффен, явился орудием судьбы. Все это очень забавно.

      Но вот появляются голландские таможенные чиновники.

      Стереотипные вопросы: папиросы есть? Шелковые ткани есть?

      Я приветствую в лице толстых чиновников уютную, милую Голландию, где можно отдохнуть лучше, чем где бы то ни было в мире.

      Кстати, совершенно напрасно оклеветали голландских женщин. У меня на этот счет есть собственное мнение.

      Я смотрю в окно – однообразный культурный ландшафт.

      Начинает идти дождь. В купе входят местные аборигены.

      Один из них, старичок в золотом пенсне, с розовыми щечками и маленькими голубыми глазками, спрашивает меня:

      – Что происходит у вас в Германии?

      Я отвечаю:

      – Бедлам.

      Монотонный стук колес настраивает меня на минорный лад. Я вспоминаю, что у меня в бумажнике около пятисот марок, хватит на месяц-полтора, в лучшем случае. Печально. Впрочем, там будет видно. Главное – попасть в крупный европейский центр, где имеет смысл создать себе репутацию политического эмигранта. Теперь нельзя терять времени, так как скоро нахлынет волна эмиграции…

      Я останавливаюсь в Лондоне, вспоминаю, что у меня там есть знакомый – бывший секретарь британского посольства в Берлине, которому я оказывал небольшие услуги.

      В Лондоне я быстро акклиматизируюсь, тем более что я там уже два раза был.

      Постепенно начинают пачками появляться эмигранты, это главным образом социал-демократы и пацифисты. Из газет и от них я узнаю подробности об арестах в Германии.

      Несомненно, мне влетело бы, если бы я своевременно не удрал.

      Вскоре встречаю знакомых; на их вопросы, как я попал в Лондон, я таинственно оглядываюсь, затем шепотом рассказываю, как на другой день после поджога Рейхстага в мою квартиру вломились штурмовики, как я выбрался через кухню, сбив с ног полицейского. Далее следует описание путешествия в товарном вагоне, куда меня спрятал спасший меня железнодорожный служащий; нелегальный переход границы с выстрелами вдогонку.

      Мне пожимают руку, поздравляют со спасением, никто не сомневается в достоверности моего