Чао, Феликс Вивас. Сергей Осмоловский

за страна, бль! Коррупция везде – невозможно! Сами же продают права всяким пидорам и наркоманам, а потом удивляются: откуда столько хамла на дороге? Действительно, откуда? А вот оттуда, бль!

      Самозабвенно матерясь, Красавчик забывает о дороге и врубается зачуханным белым носом в задний бюст великосветской чёрной BMW.

      – Твою же ж бабушку, раззява! – вскипает он и мгновенно выходит, боевито хлопнув дверью. София тоже не медлит и выходит одновременно с ним.

      Виновник происшествия не из деликатных. Он сам спешит к потерпевшему, который, к слову, как и он, уже выскочил разбираться. Уточню, что водителя зовут МИША и что ему почти двадцать пять. Сейчас нам эти подробности ни к чему, но скоро они нам очень пригодятся.

      – Ты! – начинает пыхтеть Миша. – Урод! Ты куда прёшь?!

      – Ты чё, охренел?! – торопеет Красавчик от такого начала. – Ты сам урод – понял?! Тебе места мало – ты чё раскорячился тут?!

      – Какой раскорячился, э! Я щас тебя́́ раскорячу!

      – Ты чё сказал, ты?!

      – А то! Кто оплачивать будет?! – Выпученными от возмущения глазами Миша осматривает повреждения. – Ёперный, ты глянь!..

      А София уже цокает по тротуару. Красавчик хоть и занят машинами, но и её не упускает из виду:

      – Малыш, ты куда? Нам в другую сторону, ещё два квартала!

      София уходит, покачивая бёдрами и стуком каблуков прощаясь с неудачным вариантом.

      – Какие два квартала, э?! – слышится ей напор голоса Миши. – Ты куда собрался?! Бабки давай гони!

      Шпильки Софии цокают по тротуарной плитке. Она идёт вдоль ночной жизни под яркими витринными огнями, взглядывает ещё раз на телефон и убирает его в сумочку, с глаз покрасневших долой…

      А в это время в одной из городских квартир – не трёшке в центре, но стильной и современной, с окнами в пол – расположился очевидный беспорядок. И хозяин, похоже, думает совсем не о том, каким я вижу интерьер его жилища. По центру пространства, напротив журнального столика, на котором раскрыт ноутбук, стоит ГЕРМАН. Молодому человеку всего двадцать восемь лет, а вид – опущенца. Он взлохмачен и плохо убран, взгляд имеет беспокойный, осанку – надломленную. Одна его рука судорожно давит за горло ополовиненную бутылку виски, а вторая прижимает к уху телефонную трубку. Стоп-кадр!.. Знакомьтесь, вот и другой мой подопечный – сгорает в сорокаградусном огне своих страданий…

      Секунду спустя ладошка Софии вылезает из сумочки, в которую только что был убран её телефон, и ненароком цепляет и увлекает за собой фотографию. Фото с грохотом разбитой вдребезги жизни падает на плитку мостовой. Поглядим-ка, что там? Там – счастье. Там – Герман и София. Их улыбки сверкают, как будто принадлежат совсем другим людям. Карточка переломлена пополам, и линия разлома проходит аккурат меж их сияющих лиц.

      София потерю не замечает, а, может быть, ей всё равно. Она уходит – я понимаю это по удаляющемуся стуку её туфель.

      Что ни говори, а мне жаль ребят. Красивая была пара. И ведь всё, что им нужно было делать, чтоб таковой оставаться, это помнить, для чего они встретились