Особо веселых заберет будочник. Дмитрий Александрович Тардаскин

печальным плачем о кровожадной молодости.

      – Каво надо? Не ходи за мной! Обломайся! – паниковал Ловцев и ежился в мешковатый шмот.

      Но дед продолжал ходить. Влачился. Ближе к обеду, в его руках появился желтый и некрасивый таз с кровью, куда фантом периодически подкрашивал капустки. Косплеил борщ.

      – Жрать ты, что ли хочешь? – недоумевал Ловцев. – Так, а как я тебя наторкаю? Ты же галлюн мой…

      Вопросы оставались открытыми, а содержимое таза выглядело все гаже. Отяжелевшая голова Ловцева открыла ему рот и повалила просиживать подоконник. Не хотелось и не чувствовалось ничего. Лишь язык беспрестанно щупал обломки зубов, извиваясь во рту червем.

      Старик присел рядом, таз бережно уравновесил на коленях. Пахнуло сырым холодом. Обреченно молчали. Внутри дома, кто-то смотрел «Poradnik Uśmiechu». Громко. Настолько, чтобы не спутать ни с чем. Гремели посудой. Мерзко. Так ей гремят в больничных отделениях после ужина. Или в детских садиках, после любого употребления пищи. Закатное солнце кромсало красным коридор.

      – Полезай в таз, – проскрипело из деда. Губы его были плотно сомкнуты.

      – Чего? – встрепенуло Ловцева. – Обломайся!

      – Полезай. Тебя попустит.

      Жидкость в тазу доверчиво плеснула о края.

      – Давай, не тупи.

      Где-то грохнуло и разбилось вдребезги.

      – Что ты делаешь, еб же твою мать! – вырвалось в сердцах женским голосом. – Миша, я же, блядь, попросила – посиди с ребенком!

      – Полезай.

      – Да не влезу я. – Степан ладонями надавил на глаза, передергивая плечами. – Липко там. И беспонтово.

      Хотел еще что-то проныть, но ударился подбородком о посудину, хлебнув содержимого, и закашлялся от попавшего в рот обрывка капустного листа.

      – Ты чо мутишь, пидор!

      Старик еще раз клацнул Ловцева головой об таз, ткнул мордой в дно, придавил. Тот, в попытке дернуться обратно, уперся руками в края посудины. Кентервильская галлюцинация намертво впечатала Ловцева в жижу. Она бурлила, становилась размахом с бассейн, потом с озерцо, и, наконец, кисло ударила в нос морской гнилью. Вместо бульканья, начали проступать звуки, складываясь в нерешительный текст: