.

опереться и нависнуть надо мной, как горгулья Нотр-Дама, вытянуть шею и прикоснуться своим ртом к моим губам. На этот раз. Губы горячие, твердые и горьковатые. Я знал, откуда эта горечь. Это знание что-то сломало во мне, лопнул какой-то канат, державший меня на этой стороне, где слова и понятия «Приличия», «Положение», «Грех», «Страх» и «Стыд» имели смысл.

      Я перестал быть человеком. Я стал зверем.

      Я ничего не помню о той ночи. Как будто обморок не предшествовал, а завершал ее, унеся все воспоминания. Только плечи Монсеньера, блестевшие в свете свечей. Все. Больше я, как ни старался потом, не мог вспомнить ничего.

      Проснулся я у себя в каморке. Кажется, было уже около шести утра, судя по рассеянному серому свету, в котором внезапно выросла тонкая фигура.

      – Люсьен, – присаживаясь на край моей постели, тихо и твердо произнес кардинал. – Я хочу предложить следующее развитие событий: все будет по-прежнему.

      – Да, монсеньер.

      – Я не договорил. Мальчик мой, когда я обращусь к тебе на «вы» – то мы можем взаимодействовать по-новому, если ты захочешь, конечно.

      – Ясно. Пароль – «вы». Отзыв?

      Тут его глаза сверкнули в полутьме в довольной, хищной усмешке.

      – Меня зовут Арман, – бросил он, стремительно покидая комнату.

      Глава 14. Кинжал и конь

      Утро принесло немало сюрпризов. Как всегда вскочив на звон колокольчика, я поспешил в спальню Монсеньера, лишь ломота во всем теле заставила меня осознать, какие изменения произошли вчера в моей жизни. Решив, что сейчас для всего этого не время, я привычно вспоминал, четный или нечетный сегодня день, предстоит мне брить мсье Армана или нет, почечный сбор или ромашку предстоит заварить.

      Так было легче, словно я спрятался за привычными обязанностями как за стеной, за которой бушевала буря.

      Первая неожиданность поджидала меня в лице мэтра Шико, стоявшего у постели Монсеньера и считавшего ему пульс. Глаза медика так и вцепились мне в лицо, а я с тревогой смотрел на Монсеньера – лицо его было бледным, но умиротворенным, и глаза глядели на меня ласково. Смягченный моим беспокойством, мэтр Шико продолжил разговор, начатый в мое отсутствие:

      – Ваше высокопреосвященство, как медик, я не могу не испытывать тревоги за ваше здоровье. Вы аннулировали результат многолетнего лечения, я купировал острые симптомы, но отложенные последствия могут быть весьма опасны. Я категорически не рекомендую вам повторения в такой форме, ваше преосвященство, мной движет исключительно забота о вашем самочувствии.

      – Мое самочувствие превосходно, спасибо за заботу, мэтр Шико. Люсьен, – обратился ко мне мсье Арман и шевельнул рукой, отнимая ее у мэтра Шико и протягивая мне для поцелуя.

      – Доброе утро, монсеньер, – пробормотал я и склонился на одно колено, целуя перстень. Слегка согнутый указательный палец мимолетно скользнул по моей щеке, подарив ласкающее прикосновение нежной кожи – словно вовлекая в заговор. Этот жест, невидимый и неявный никому, кроме меня,