Революция и Гражданская война в России 1917—1922. Литагент «Время»

самый паек можно было обеспечить и за счет простого натурального налога, как это и происходило позднее – в 1921–1922 годах. И в этом случае не нужно было бы создавать ни заградотрядов, ни дорожных отрядов, ни продотрядов, ни множества других отрядов, групп и организаций. К тому же неизбежно снизились бы вдвое или втрое цены на хлеб на вольных рынках. Не надо было бы создавать и концлагеря – для мешочников и спекулянтов.

      Является фактом, что в 1918 году именно вольный рынок давал населению городов до 50–60 процентов потребляемого им хлеба. Без этого рынка мало кто из жителей больших городов мог выдержать тяготы послевоенной разрухи. Вот почему во все годы Гражданской войны советская власть так и не закрыла знаменитую Сухаревку, которая стала синонимом вольного рынка. В огромной крестьянской, мелкобуржуазной стране ни «лишний» хлеб, ни «лишние» промышленные товары просто не появились бы, если бы в каждом крупном городе не существовало бы полузапретного вольного рынка, то есть своей Сухаревки. Но ведь и за риски и за мелкие масштабы торговли нужно было платить. Монополия хлебной торговли еще в начале 1918 года вытеснила и разрушила созданные ранее системы и формы частной торговли продовольствием, она разрушила весь прежний аппарат хлебной торговли, который теперь и был заменен мешочниками. Но, как правильно отмечал Н. Д. Кондратьев, если из-за двух-трех или даже из-за десяти пудов хлеба едут за 200–300 верст три-четыре мешочника, то все их громадные путевые издержки будут отражаться на цене этого хлеба. Кроме того, походы миллионов мешочников расстраивали и без того расстроенный транспорт, отвлекая тысячи людей на работу в заградотрядах. Неудивительно, что даже в небольшой книге одного из деятелей Наркомпрода, изданной в 1919 году для оправдания политики Наркомпрода и хлебной монополии, в книге, где автор всех мешочников называет «жуликами», «спекулянтами», «человеческой пылью» и т. п., в этой книге есть неожиданное восклицание, что лучше бы этой запрещенной частной торговлей занимались не миллионы мешочников, а сотня «крупных акул, работавших как-никак на виду и руководствовавшихся до известной степени коммерческой этикой, а главное, действительным хозяйственным расчетом»[180].

      Фактически к весне 1918 года, когда снабжение городского населения продовольствием было почти разрушено, а новые формы снабжения городов только зарождались, в эти месяцы почти все население потребляющих губерний было ввергнуто в паломничество за хлебом. В этих условиях политика так называемых твердых цен, монополия хлебной торговли и формальное запрещение свободы торговли, разрушая или, вернее, оттесняя вольный рынок, служили не столько облегчению положения населения, сколько приводили к повышению нелегальных, или вольных, цен на хлеб, которые выросли за три года – с 1915 по 1918 год – более чем в 100 раз!

      В трудностях с продовольственным снабжением городов были и объективные причины. Общее производство хлеба в стране в годы войны уменьшилось почти на 20 процентов. Уменьшилось и производство

180

Орлов Н. А. Продовольственное дело в России. М., 1919. С. 19.