Легенда о лесорубе. Современные еврейские сказки и истории. Александр Шойхет

же вы торопитесь, «Поручик»?

      – У «Поручика» вчера был день рождения.

      – Кто мою сигарету с… взял?!

      – Якушеву!.. Нет, Визбора!..

      – Плесни сюда… Да не сюда, дурак…

      – Куда ты меня сажаешь? Я же без купальника!

      А Барон сегодня фаллический символ нашел. Не слабец!

      – Кто это водку в таз налил?

      На концах удлиненных рей!..

      – Нашему «шефу» кошмарный сон приснился. Будто падает он на зачищенный скелет, и скелет, и вся керамика вокруг – в порошок!

      Ночь притаилась за окном,

      Туман рассорился с дождем.

      И беспробудный вечер,

      И беспросветный ве-е-чер…

      Костер до неба. Ветер свистит с Азова. Запах близких водорослей, брошенных на берег недавним штормом. Люди на берегу отдыхают. От дневной жары. От трудной работы…

      Отдыхают в песнях. В темном кошмарном вине. И женщина, уже другая, шепчет:

      «И-иде-е-м за ка-а-мни». И в камнях, скользких мокрых баранах, шипит вода. «Вот здесь», – говорит женщина. Кеды, шорты, майка летят в сторону, в песок, все сливается – черное пространство неба, белый песок, мокрые камни, пахнущие йодом, серебристая звездная дорога… Женщина сходит с ума подо мной, ее зубы мучительно скалятся в лунном свете, ее стоны пугают чаек, ее живот и бедра вминаются в меня… И мы, кентавр с двумя торсами, вращаемся в пространстве между небом, морем и землей. Ее короткие светлые волосы перемешаны с морским песком, ее дыхание успокаивается в такт грохоту прибоя, ее руки и ноги разбросаны, как будто она хочет охватить все огромное звездное пространство над нами. Темные волны накатываются на берег. Дальний отблеск костра. Ш-ш-ш-ш! И далеко-далеко гитара. Как будто ветер по струнам.

      – Ты слышишь? Я люблю тебя, – шепчет женщина. Она заглядывает снизу в глаза. – Давай уедем с тобой… далеко-далеко…

      – Где это? далеко-далеко?

      – Т-а-а-м на берегу другого моря… Нет, я серьезно… У меня брат в Калифорнии…

      – Я не хочу в Калифорнию.

      – Не хочешь?

      …Хо-чеш-шь… Хо-чеш-шь… шипит прибой в камнях. Ночь в молочных брызгах звезд.

      Алые угли догорающего костра. Люди в штормовках, устало бредущие к палаткам. Тихий звон гитарной струны… Осколки античных сосудов хрустят под ногами…

      …Их дамы не носят колечек в ноздре,

      Мужчины не делают татуировки.

      И хлещут они на вечерней заре

      Напитки без градуировки…

      – Джимми, ты идешь? Джи-и-и-и-м-м-и-и!

      Когда это было? Вчера? Десять лет назад? А может быть, это еще повторится, только в другой жизни? Нет, не будет другой жизни.

      Другая жизнь у меня сейчас, здесь, в этой тюрьме. Мои соседи по камере – уголовники-марокканцы – ко мне относятся почему-то хорошо, снисходительно, жалеют… Оле-хадаш ми Русия… Что поделаешь, несчастный парень. Ничего не понимает в жизни.

      Сел за чужую хаверу. Сумасшедший. Больной. Они угощают лепешками и сыром. Бери, мотек, это вкусно… Их громкая камерная жизнь, их смех и ругань текут мимо меня. Ибо мое время вращается по замкнутому кругу… Шесть! Серая декабрьская пелена над городом, серая оттепель.