Легенда о лесорубе. Современные еврейские сказки и истории. Александр Шойхет

Ненавижу их всех! У-у-у! М-м-муж-ж-жики! Твар-р-р-и-и…»

      Потом, когда все прошло, я узнала. У нее просто не было никогда любви. А у меня было.

      В той жизни… Мне хорошо. Я одинока. Мне никого не надо содержать. И я могу мыть подъезды. А Евку мне жаль. Хоть она и хорошая баба. Потому как она чуть не стащила меня на ту же тропу. Заманчивую тропу больших, «легких» шекелей.

      А было как? Очень просто. Сократили меня на моей работе. На полставки. И вот мой хозяин… Как это странно звучит, не правда ли? Мой хозяин… И вот этот тип, ни слова по-русски, торгующий мебелью, он нас финансирует. В газетном деле, как свинья в бриллиантах. Я же графиком работаю. Он решил, что меня можно три раза в неделю использовать. И платить за трехразовое использование 500 шекелей. Здорово, правда? А плачу я за комнату почти 600. И как, спрашивается, жить? А это, говорит, твои проблемы.

      У нас тут так принято. Каждый сам решает.

      А тут как назло еще и письмо из Союза меня догнало. Ленка, подруга моя экспедиционная. Написала, что «Саня Ульянов, твой бывший супруг и «наш грозный начальник», погиб на одной из баррикад возле «Белого дома». Подробностей никаких не знает, но так говорили очевидцы.

      Я сначала не поверила. Ведь в газетах и по «телику» передали про троих. Хотя потом… называли и другие цифры. Разве в России можно узнать правду? Да и кому она нужна, правда?..

      А еще Ленка сообщала, что Боренька Варшавский снова женился и работает в кооперативе «Шанс»… Тот самый Боренька, с которым я изменила моему Сане в последней своей экспедиции. За полгода до отъезда. Правда, у нас тогда все было плохо. А Боренька тоже собирался. Только не мог решить куда…

      Саню я так просила: уедем, уедем отсюда… Но он только смеялся. А однажды серьезно ответил мне: «Не могу я, Ринка, туда… Я ведь там «гой». Чужак, значит. Не моя это земля, а человек на своей земле умереть должен». Почему умереть? Человек должен жить! Но больше ничего я тогда не добилась. А Боренька обещал приехать в Израиль: «Ты езжай, Риночка. А я к тебе приеду». Вот только когда?

      И вот это Ленкино письмо все перевернуло в моей душе! Сразу все. И смерть его нелепая, и безденежье. И тоска. Надо было срочно все это глушить в себе. А как? Вот-тут Евка моя решила помочь, исключительно из дружеских чувств. Ну и поехала я с ней, ее «хавером» Пинхасом и их знакомыми в один китайский кабак. Но как только ступила на эту верандочку всю в цветных ширмочках и фонариках, сразу поняла, почувствовала – не будет здесь ни радости, ни забытья. И ком к горлу, ледяной, снеговой ком…

      Не помню, как за столиком оказалась. А вокруг – веселье. Израильтяне, они народ веселый, не то, что мы, евреи с нашей мировой скорбью. Евка мне шепчет на ухо: «Рин! Развеселись быстро. Здесь не принято так в кабаках сидеть. Вот этот, справа, твой потенциальный «хавер»… Ты ему жутко нравишься. Соглашайся, здесь ломаться не принято. Если пришла, значит… А зовут его Цахи…»

      Тут же этот Цахи-муцахи ко мне подсел, вернее, привалился, то да се, «кама зман ата баарец», да где работаю, «тов или не тов бэ Исраэль…» Что-то я отвечала, а потом смотрю, а на