Требуется влюбленное сердце. Марина Крамер

в последнее время… – она опять на секунду умолкла, словно что-то припоминая, – да, в последнее время он стал какой-то мрачный, что ли. Знаете, как будто у человека внутри происходит борьба, а он старается это скрыть от окружающих и изо всех сил пытается казаться прежним. Именно казаться, потому что быть прежним он уже не может.

      – А в чем это выражалось?

      – Скажем, он стал говорить с Дашкой с оттенком раздражения. Словно каждое ее слово причиняет ему боль. Перестал обнимать ее при нас, хотя раньше не стеснялся проявлять чувства. Даже за столом старался сесть не с ней. Если честно, – чуть понизив голос, сказала Соледад, – мне временами начинало казаться, что у Дашки кто-то есть и Витя подозревает ее в измене.

      «Интересно, что сказала бы сейчас в ответ на это предположение мадам Брусилова», – подумала Лена, делая пометки в ежедневнике.

      – А вы?

      – Что я? – Матюшкина вытянула из пачки новую сигарету.

      – Вы не подозреваете свою подругу в возможном, хм, адюльтере?

      Матюшкина выпустила очередное колечко дыма, внимательно проследила за тем, как оно тает, поднимаясь к потолку, и, красиво держа на отлете руку с сигаретой, сказала твердо:

      – Даже если я и подозреваю, то ни за что не стану говорить об этом.

      – Почему?

      – А вам непонятно? У вас есть подруга, Елена Денисовна? Вот такая, чтобы как сестра?

      Лена, разумеется, тут же вспомнила Юльку Воронкову – это был как раз тот случай.

      – Да, – кивнула она, – есть.

      – Тогда вы меня поймете. Даже если близкий тебе человек оступается, ты ни за что не станешь обсуждать его проступок с кем бы то ни было и постараешься найти ему оправдания.

      – Даже если близкий человек совершил преступление?

      – А Дашка – совершила? – И в голосе Матюшкиной Лена не уловила ни удивления, ни интереса, ничего.

      – А если допустить?

      – Бросьте, Елена Денисовна, я ведь знаю, что следователи так не работают, – усмехнулась Соледад, придавливая окурок в пепельнице. – Вы бы не пришли ко мне, если бы не подозревали Дашку в чем-то. Или – Витю? Я скорее поверю в то, что Витюша что-то натворил, чем в то, что это сделала Дашка, – даже теоретически.

      «А ты за что-то не любишь мужа ближайшей подруги, дорогая Соледад, – подумала Лена. – Хоть и стараешься скрыть это».

      – И почему вы так думаете?

      – Потому, что никогда не верила в эту глупую теорию про тихий омут и чертей. У Дашки никогда не было второго дна, понимаете? Она – как на ладони, простая, бесхитростная. Мне кажется, она даже соврать не смогла бы – во всяком случае, я такого за ней никогда не замечала.

      – Допустим. – Лена сделала очередную пометку в ежедневнике. – А Виктор?

      Соледад задумалась. Лена внимательно следила за тем, как меняется выражение ее лица, но на нем, казалось, вообще не отражались эмоции – простое, круглое лицо, такие принято называть «крестьянскими».

      – Виктор… Виктор-Виктор… – произнесла наконец Соледад. –