Русское ничто. Две жизни дона Хуана де Агония, рассказанные им самим. Вадим Филатов

но я успел уклониться. Тухляев, мерзко ругаясь, отправился дальше спать, а мы вернулись в комнату к нашим занятиям.

      Следующей ночью мы вновь решили развлечься. В качестве орудия опыта избрали на этот раз обычную банку, в которую натолкали вату, извлеченную из матраса. Затем эту вату подожгли. Я как-то читал у Джека Лондона, что когда он, будучи бродягой, угодил ненадолго в американскую тюрьму, заключенные в той тюрьме таким способом хранили и передавали друг другу огонь, чтобы можно было прикуривать. Это устройство они называли «трут». Обо всем этом я рассказал Алексею, после чего, морщась и затыкая нос от едкого, вонючего дыма, мы снова прокрались к комнате Тухляева и, приоткрыв дверь, поставили на пол банку, после чего вернулись к себе. Некоторое время все было тихо. Внезапно, в коридоре раздался шум шагов, дверь распахнулась, и на пороге появился бешено вращающий выпученными глазами Тухляев. Над головой он поднял злополучную банку.

      – Что это?! – закричал он.

      – Это трут, – все так же невозмутимо пояснил я. Тухляев некоторое время постоял, переваривая информацию, затем, ничего не сказав, вышвырнул банку в открытое окно и возвратился к себе.

      Так мы по мере сил пополняли его лексикон. Однако наш труд не пошел Тухляеву на пользу, его интеллектуальное развитие продвигалось с черепашьей скоростью. Каждое утро он подходил к окну, выставляя напоказ свое рыхлое, женоподобное тело, кокетливо отставлял ножку и произносил, озирая окрестности:

      – Майский день – именины сердца…

      Если сидя у себя в комнате, студенты слышали из туалета характерный звук выкручиваемой лампы – можно было не ходить к гадалке, чтобы узнать, кто это пакостничает. Когда его ловили с поличным, Тухляев сползал на пол и, сидя на корточках, выставлял перед собой руки, защищаясь от ожидаемых оплеух и затрещин. Однако до этого дело, как правило, не доходило – всем было противно. Когда после очередной неудачной попытки похищения лампочки ему напоминали об этом инциденте, Тухляев визгливо кричал:

      – Не напоминайте мне о лампочках!

      Однажды Тухляев возвращался в общежитие с какой-то пьянки в троллейбусе и совершил, по его выражению, «утробный хихик», испачкав полушубок соседнего пассажира. За это он натурально получил в глаз и пришел к себе в комнату, пугая всех встречных экзотическим видом. Немного пошумев, незадачливый выпивоха лег спать. Войдя к нему ночью, Алексей Д. сразу ощутил специфический запах. Включив свет, обнаружил, что Юра Тухляев, свесив огромные сиськи, трубно храпит, нет, скорее хрипит, а из его рта через всю постель на пол тянется рыжая лужа. Вскоре в комнату началось паломничество: весь этаж желал посмотреть на «утробный хихик»…

      Наутро мы с Алексеем Д. сдавали экзамен по истории стран Азии и Африки. Войдя в аудиторию, мы сели за последний стол и начали списывать. При этом нервничали, мешали друг другу, и шумно переругиваясь, раскачивали стол, так что преподавательница была вынуждена сделать