Дом, сотворённый из вторников. Сборник стихотворений. Александра Зайцева

p>

      мажут углём

      лозунги, имена и даты,

      но чаще – три буквы матом.

      Так великое воинство стало стадом,

      а их пастыри – мелким жульём.

      И одни приносят цветы в горшках,

      другие – ночные вазы.

      Но каждый сразу

      ищет по вкусу место.

      Как не рассадишь – тесно:

      сосед справа не вышел расой,

      сосед слева противен рясой,

      или просто плохое кресло.

      И не хватит хлеба щербатым ртам –

      Выпьют водки, закажут продажных дам…

      Раз не вышло зодчество, брошу храм

      и освою иные ремёсла.

      Но сначала закрою двери, открою кран,

      и второй, и третий, и сколько их там –

      пусть льётся!

      Только бы уследить, чтобы ушлый никчёмный хам

      не успел добраться до шлюпки и взяться за вёсла.

      Ночное бессонное

      1

      А я все так же сижу ночами с остывшим чаем,

      И глотаю книжную дрянь, спотыкаясь на каждой фразе,

      О, как мило виконт пленяет и льнёт очами

      К даме в тесном корсете, которая вся в экстазе.

      Я хожу на балкон замерзать и курить до фильтра.

      Возвращаюсь в тепло, магнитола едва бормочет,

      С хрипотцой и ленцой рассуждая в прямом эфире,

      Почему мнеподобных брутальный самец не хочет.

      К четырём начинаю пить, выбирая не вкус, а градус,

      Заполняю блокнот враньём, – я художник, и я так вижу.

      Как же вышло, что все улетели к звездам, а я осталась

      С белым флагом и фонарём, по колено в снегу, на крыше?

      Как случилось мне стать посредственной, злой, плаксивой?

      Да плевать. Поздравляю меня с рассветом.

      И не вздумай теперь вернуться, я не простила!

      Заведу-ка я кошку, чтоб в марте орать дуэтом.

      2

      И не было у неё никого, ни детей, ни мужа.

      И после гостей оставались лишь грязные чашки.

      Она обнимала кошку, та прижимала уши,

      Она обижалась: не любишь меня, бродяжка?

      И кошка совсем не любила, хоть и жалела малость

      Двуногое существо, что суетится рядом:

      Экое неуклюжее, вечно жующее гадость,

      Травится табаком и своим же ядом…

      Так и грустили обе в разных углах дивана,

      В двух параллельных мирах на поистёртом плюше.

      Одна – от того, что хозяйка на ночь окно закрывала,

      Другая – от той же ночи, что заползала в душу.

      Прощальное

      Ещё кусочек праздничного торта,

      Как в день рожденья, так и в день прощанья.

      На юго-запад из ночного порта

      Печально.

      Короткий век – карманный календарик,

      И не дневник, дорожные записки.

      День завтрашний, наверное, подарит

      Мне новых близких.

      Астрахань

      В этих аллеях

      С клёнов и тополей тихо летят, летят

      вялые-жёлтые, словно казённые бланки.

      Доктор не сдался и выписал долгий яд

      тем, кто с утра ускользает в больничный сад

      от недоеденных страхов и жидкой овсянки.

      Мокнут скамейки, мокнут штанины пижам,

      если курить, то до фильтра, сестра карцинома.

      Если побег, то в тапочках, без багажа,

      но за ребристым забором кружат, кружат

      грустные-милые . Носят бутылки боржома,

      книжки про силу молитвы, и просят: держись.

      Знать бы, за что держаться… а впрочем, ладно.

      В этих аллеях такая густая тишь –

      дышишь и дышишь. И будто по грудь стоишь

      в собственных палых мыслях.

      И это – жизнь.

      Это, а не пилюли в тумбочке прикроватной.

      По ту сторону памяти

      Камень на камень – дом тишины.

      Ты – тень от двери. Я – тень от стены

      с той стороны,

      где уснувшие птицы падают в омут.

      Стебель кувшинки качает вода,

      манит

      и все, кто приходят сюда

      ищут у дна перламутровый жемчуг и тонут.

      В мёртвых зрачках безмятежная гладь.

      Глупые люди, откуда им знать:

      у тишины нет конца, и опять,

      камень ложится на камень.