Теория квантовых состояний. Роман Фомин

ко мне изнанка группировочной жизни.

      А дальше, тот кто выписывал вязью мою судьбу поступил и вовсе категорично. Второй эпизод ознаменовал завершение части моей жизни, связанной с пацанами, группировками и, как мне тогда казалось, настоящим мальчишечьим братством.

      Возвращаясь домой с вечерней сходки, или, как мы их называли, «сборов», меня остановили двое рослых парней, года на три-четыре меня старше. Последовал довольно типовой разговор того времени, мол, из какого ты района и с кем. И вот вдруг уже убеждают меня они, что вру я, что не состою я ни в каких «Центральных», а я не соглашаюсь, пытаюсь называть им клички, погоняла своих знакомых, соратников. И тут – хлоп! Я получаю удар в челюсть с полного размаха. Падаю. Не успеваю подняться – еще один. Глаз уже заплыл и губы разбиты, и кровь и только слышу шипят обсценно: «Врешь, щенок! Все врешь! Не пацан ты!» Побили меня тогда крепко. Не только побили, но и харкнули еще в меня, побитого, что было в те времена приговором – пацаном тебе больше не бывать, только отверженным в этой криминальной среде. Ничего хуже для подростка того времени придумать было нельзя. Я добрался кое как до дома, рассказал маме, что избили меня случайные встречные из другого района. А потом сидел и ревел в ванной, смывая кровь и разглядывая в зеркале начинавшие окрашиваться темно лиловым опухшие щеки, глаз и губы. Были тогда каникулы, и я в течении недели не выходил я из дома, забившись в комнату свою, думал, что же будет дальше.

      Дальше было предельно просто, в соответствии с самыми худшими моими предположениями. Я поехал на следующие сборы «Центральных» и там встречали меня старшие, знающие уже все обстоятельства. Меня, заикающегося, выслушали. И отправили вон. Не было разбирательства, меня не били, не унижали, но категорично распрощались, и в глазах прежних своих друзей видел я теперь новое отношение. На следующее утро в моем собственном дворе, мне не подал руки ни один знакомый. Кто-то стеснялся, отворачивался. Другие брезгливо говорили: «Вали отсюда». Мои школьные друзья, Андрей, с которыми вместе мы еще пару недель назад коротали перемены и планировали постшкольное времяпрепровождение, теперь косились, расходились в стороны. И хотя откровенно пока еще не тыкали пальцем и не гнобили прилюдно, до этого оставалось совсем чуть чуть.

      Совсем как несколько лет назад, в школе я остался один. Здесь не было уже подчеркнутого нейтралитета, вот с этим я дружу, а с этим нет. Это новое мое состояние было таким, что я отходил в сторону от класса, тогда как бывшие хорошие знакомые, даже те, кто не были «пацанами», в своей подростковой болтовне показывали на меня пальцем и отпускали обидные комментарии. Какое-то время отношения еще поддерживались с теми, кто не был совсем упертым в отношении пацановских правил, но и здесь почувствовал я смену приоритетов, и пришедшее в скорости «то что я здесь с тобой говорю, это одолжение, ты это цени» меня совсем не удивило. Вру, конечно, удивило и больно ударило.

      Многие мысли о той поре приходят мне в