Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть пятая. Александр Дюма

ли?

      – Я ничего не говорю.

      – О, вы говорите в тысячу тысяч раз больше молчанием. Фактов, прошу, умоляю вас, фактов! Мой друг, мой единственный друг, говорите! У меня изранено, у меня окровавлено сердце, я умираю от отчаяния!

      – Если это так, Рауль, вы мне развязываете руки, и я буду говорить, уверенный в том, что скажу вам только утешительные вещи по сравнению с тем отчаянием, в котором я вижу вас.

      – Я слушаю, слушаю…

      – Ну, – сказал де Гиш, – я могу сказать вам то, что вы узнали бы от первого встречного.

      – От первого встречного? Об этом говорят! – воскликнул Рауль.

      – Раньше, чем говорить «об этом говорят», узнайте, о чем могут говорить, мой друг. Клянусь вам, речь идет о вещах, по существу, совсем невинных, – может быть, о прогулке…

      – А, о прогулке с королем?

      – Ну да, с королем; мне кажется, что король достаточно часто совершал прогулки с дамами для того, чтоб…

      – Я вам повторяю, что вы не написали бы мне, если б эта прогулка была заурядна.

      – Я знаю, что во время той грозы королю удобнее было прятаться под крышу, чем стоять с непокрытой головой перед Лавальер. Но…

      – Но?..

      – Король так вежлив!

      – О, де Гиш, де Гиш, вы убиваете меня!

      – В таком случае я замолкаю.

      – Нет, продолжайте. За этой прогулкой последовали другие?

      – Нет… то есть да; было еще приключение у дуба. Впрочем, ничего о нем не знаю.

      Рауль встал. Де Гиш постарался тоже встать, несмотря на свою слабость.

      – Послушайте меня, – сказал он, – я не добавлю больше ни одного слова; я слишком много или слишком мало сказал. Другие осведомят вас, если захотят или смогут. Мое дело было предупредить вас, я это сделал. Теперь заботьтесь сами о своих делах.

      – Расспрашивать? Увы, вы мне больше не друг, раз вы так со мной говорите, – сказал опечаленный юноша. – Первый, кого я спрошу, будет или злым человеком, или глупцом, – злой будет лгать мне, чтоб меня измучить, глупец поступит еще хуже. Ах, де Гиш, де Гиш, менее чем через два часа мне десять раз солгут и десять дуэлей будут ждать меня! Спасите меня! Не самое ли лучшее – знать свой недуг?

      – Но я говорю вам, что я ничего не знаю. Я был ранен, болен, я был без памяти, у меня обо всем этом только туманное представление. Но, черт возьми! Мы ищем не там, где нужно, когда подходящий человек у нас под рукой. Разве шевалье д’Артаньян вам не друг?

      – О да, это верно, конечно!

      – Подите к нему. Он вам осветит истину и не ранит ваше сердце.

      В это время вошел лакей.

      – В чем дело? – спросил де Гиш.

      – Господина графа ждут в фарфоровом кабинете.

      – Хорошо. Вы позволите, дорогой Рауль? С тех пор как я могу ходить, я так горд.

      – Я бы предложил вам опереться на мою руку, если б я не догадывался, что вас ждет женщина.

      – Кажется, да, – сказал улыбаясь де Гиш и оставил Рауля.

      Рауль остался неподвижный, оцепеневший, раздавленный, как рудокоп, на которого свалился свод: он ранен, истекает кровью, мысли путаются, он старается оправиться и спасти свою жизнь с