Лицедей. Василий Дмитриевич Гавриленко

Олег Власыч, налегая, кстати, на черные горошинки.

      Я решил не удивляться и отдал должное своему измученному «Дошираком» желудку.

      3

      После завтрака, который стоил многих обедов, мы сидели на обдуваемом зефирами балконе и, пардон, ослабив ремни на брюках, курили кубинские сигары, пуская благородный дым в небо отменной голубизны.

      Семен Никитич вдруг закашлял и сказал:

      – Теперь поговорим о деле.

      Я насторожился: хотелось верить, что речь пойдет не об оплате вышеуписанного банкета: наличных денег у меня был ноль, а безналичных и того меньше.

      – Нужно обсудить предвыборную платформу Сергея Леопольдовича, – произнес Сергей Никитич.

      Мне были до люстры, что пред —, что после – выборная платформы.

      Олег Власыч слегка рыгнул, невинно прикрыв ладошкой рот, и вдруг понес такую ахинею, что впору было заткнуть уши и закричать «Караул!»: какой-то электорат – что это за птица? – куда – то нужно завлечь, а чтоб его завлечь, нужно провести грамотный пиар, а затем нужен некий компромат, дискредитация и прочая и прочая… Но Семен Никитич делал вид, что ему интересно, даже поддакивал, и я решил не отставать – чем я хуже, я все-таки прима!

      Но как я ни старался «соответствовать», словесный поток Олега Власыча придавил меня и, видимо, взгляд мой несколько осоловел, так что Семен Никитич поспешил заметить:

      – Да что ж мы Сергея Леопольдовича – то грузим? Ему все это знать вовсе ни к чему. Работа Сергея Леопольдовича начнется завтра.

      Брови мои поднялись на небывалую высоту, но, слава создателю, за сигарным дымом никто этого не разглядел.

      – А пока, – продолжал Семен Никитич ангельским голосом, – я советовал бы вам, Сергей Леопольдович, пойти соснуть часок-другой, а затем, будьте уж так добры, вызубрите назубок вот этот текст. Это, позвольте заметить, ваша роль.

      Он протянул мне листок, отпечатанный на гербовой бумаге и, признаться, поверг в уныние: целых три абзаца!

      – Ну что ж, позвольте откланяться, – уныло сказал я и, швырнув недокуренную сигару с балкона, оставил их наедине с электоратом.

      – Назубок, Сергей Леопольдович, – бросил мне вслед Семен Никитич.

      Я поднялся по мраморной лестнице, невесело поглядывая на своих предков. Некоторые из них сочувственно кивали головами.

      Степанида стирала пыль с зеркал, и когда я сказал, что желал бы вздремнуть часок, то кивнула красивою своей головой и тихо вышла вон. Ну, чистый ангел!

      Я прилег, не раздеваясь, расширившимися ноздрями ощущая божественный запах постели – простыни, похоже, здесь меняют каждый день. Глаза мои сомкнулись, и я провалился в Ж…, то есть в сон.

      Мне снится Ж…, мое детство.

      – Тупица, – зовут меня играть мальчишки, но я не выхожу, потому что знаю – играть со мной не будут, а будут мучить.

      – Это лимонад, Тупица.

      Я все-таки во дворе, и в руке у меня бутылка с желтой, пенящейся, так соблазнительно похожей на лимонад, жидкостью. Вокруг мальчишки: стриженые и вихрастые, белобрысые и черные, загорелые и бледные, имен я их не знаю.