Азиатская одиссея. Дмитрий Алешин

польских частей.

      Двигаться вперед казалось бессмысленным. Штабы были уничтожены, и жалкие остатки некогда мощной части превратились в сборище разрозненных одиночных групп, ведущих отчаянную борьбу за жизнь.

      Как и все, мы развернулись и побежали на восток. По счастью, красные были слишком заняты празднованием своей победы в Омске и дали нам передышку. Мы решили отступить так далеко, как только возможно, соединиться с остатками рассеянных белых частей, восстановить фронт и начать новое наступление.

      Как жестоко мы заблуждались! Наши вожди, русские и иностранные, дрались за места в уходящих составах. Английский генерал получил телеграмму от большевиков с благодарностью королю Георгу за сотни тысяч комплектов «шикарной формы», оставшихся на складах в Омске. Поляки же, смертельно боявшиеся красных, вскоре попросили Колчака оставить их.

      Чехословаки везли с собой множество военных трофеев, от схваченных случайно русских женщин до русской мебели, поэтому очень торопились поскорее попасть в Китай. Однако к моменту, когда они добрались до Иркутска, их пленение стало уже неизбежным. Во время спешных переговоров с представителями большевиков был найден выход. Им разрешат следовать дальше только при одном условии – если они выдадут Колчака красным. И, посовещавшись с французским генералом Жаненом, чехи сдали им Колчака.

      Красные собрали расстрельную команду и вырезали во льду реки большую прорубь, на край которой и был поставлен Колчак. Как старший по званию офицер, он попросил себе право самому командовать расстрелом, и его просьбу удовлетворили. Он обратился к стоявшим перед ним людям и стал отдавать обычные в таких случаях команды спокойным, но усталым голосом.

      – Готовсь… Целься… ПЛИ!

      Тело упало упало в прорубь, и бурное течение Ангары понесло его к Арктике. Когда весть о гибели адмирала дошла до нас, я попытался вспомнить, как он выглядел, когда я видел его в последний раз. Усталый и разочарованный, бледный и худой от переутомления и бессонницы, полностью погруженный в свои мучительные мысли, он, казалось, уже не принадлежал этому миру. Должно быть, смерть стала для него долгожданным облегчением.

      Для нас же, тех, кто остался и бежал, спасая свою жизнь, каждый день приносил новые бои и новые опасности. Мы сталкивались с разведывательными дозорами красных и с партизанами, клявшимися уничтожить нас до последнего солдата. И, зная об этом, мы не оставляли за собой никого живого. В те дни было только два пути: убивать или быть убитым – и мы дрались как черти, предпочитая, если не останется иного выхода, вышибить себе мозги, чем принять неизбежную лютую смерть в плену.

      Много раз мы встречали тела наших пленных, свисающие призраками с придорожных деревьев. Они висели, как жуткое предупреждение, и голодные волки обгладывали их ноги. Каждую ночь мы с боем пробивались к какой-нибудь деревне и спали там одетыми, не выпуская заряженного оружия из рук. Однажды ночью всех офицеров нашей второй