Гумберт наоборот, или Долгий путь домой. Алексей Валентинович Борисов

другом? Прилагая свой собственный скудный опыт, примерять, насколько далеко могли зайти их отношения? Регистрировать то неожиданную холодность «аудивладельца», то старомодную куртуазность дядьки моих лет, разъезжающего на шикарном «мерине» и регулярно подбрасывающего ее к спорткомплексу – этот-то куда лезет? Отмечать скользящий поцелуй-расставание с пареньком-однокурсником на троллейбусной остановке. Радоваться, видя, какой бодрой, радостной, оживленной выходит она из бассейна, и гадать, кто из них, из вьющихся вокруг нее самцов, вселил задор в эти веселые, с прищуром глаза, заставил зардеться щеки?

      Оценивать, насколько повышает ее котировку новая куртка или сапожки, перехватывать взгляды других мужчин, то плотоядно обволакивающие магические линии ее бедер, туго обтянутых джинсовой тканью, то загорающиеся при виде ее мордашки! Честное слово, во время этих моих «розыскных мероприятий» часы летели для меня незаметно, и каждый вечер, подводя итоги своих изысканий, я радовался, как ребенок, если мне удавалось хотя бы на шаг приблизиться к ней ближе, чем вчера, или она взглянула на меня хоть чуточку добрее, либо не с такой презрительной гримаской ускользнула в переполненном зале какого-нибудь супермаркета.

      Конечно, мне было страшно неудобно. Она меня частенько замечала, и, заметив, глядела, мягко говоря, с недоумением. А один раз, нащупав взором в уличном потоке мою фигуру, неожиданно и с вызовом принялась целоваться со своим спутником прямо посреди улицы. Быстро взглядывала на меня и вновь демонстративно впивалась ошалевшему «аудивладельцу» в губы, наваливалась на него грудью, толкала коленками и с любопытством косилась на мою физиономию с отпавшей челюстью.

      Если она в своих перемещениях по городу оставалась одна, то вполне предугадываемо и вполне успешно старалась от меня избавиться. Зимой рано темнеет; это обстоятельство приносило чисто визуальные трудности. Пришлось приноравливаться, изучать азы наружного наблюдения. К примеру, оказалось, что человек ведет себя достаточно нервно, если следовать за ним по его пятам по той же стороне улицы. Но стоит перейти на противоположную, как он успокаивается. И это наблюдение в дальнейшем мне очень помогло. И не только мне.

      В тот вечер она возвращалась от подруги, жившей в старом, как сейчас принято выражаться, «депрессивном» микрорайоне: редкие прохожие, обветшалые стены хрущевских пятиэтажек, разбитые фонари и узкие тропинки между грязноватых сугробов. То и дело болтала по мобильнику и мела сумочкой на длинном ремешке свежевыпавший снег. Я шел по противоположной стороне улицы, вдоль покосившихся хибар частного сектора, где освещения не было совсем и меня невозможно было заметить. Во всяком случае, «охотники за мобильниками» меня точно не увидели. Они выскочили, как чертята из табакерки, из-за какой-то будки, догнали ее сзади, толкнули в сугроб, один принялся душить шарфом, другой, отдирая пуговицы, рванул на ней пальто, обнажая беззащитно вскинутые коленки, начал поспешно обшаривать