До завтра… если жив буду…. Степан Викторович Шмелев

по палатам вонючий обед, гремя засаленными тарелками, алюминиевыми гнутыми ложками и эмалированными бачками, пестрящими черными сколами.

      Дверь распахнулась и к нам энергично вышел плечисто-пузатый доктор, преисполненный восторга и добродетели, словно пьяный архангел:

      – Дед – жара!

      – Бунтует? – не скрывая скуки, практически хором спросили его мы.

      – Нет. Все нормально. Ведет себя очень вежливо, дефилирующих мимо него сестер одаривает плитками шоколада – врач сделал паузу, задумался, потоптался с ноги на ногу, будто готовясь выпорхнуть в форточку, но соотнеся свои размеры с оконным проемом, проговорил предлагая выбор: – Хрусталик русский бесплатно, немецкий – пять тысяч…

      – А операция? – постарался уточнить брат.

      – Операция в любом случае бесплатно! – насупился доктор.

      – Тогда немецкий. – сказал я, – Когда операция?

      – Операция сегодня…длится недолго, можете подождать. Если захочет уехать домой, можете пациента забрать и сегодня, но не рекомендую, возраст значительный. Немного надо понаблюдать. – доктор тяжело вздохнул, словно кит, налетевший на старый коралловый риф, и продолжил, – Я насчет немецкого хрусталика…

      – Что вы имеете ввиду? – не понял я, и пытаясь разглядеть в его играющей мимике ответ, сделал шаг вперед.

      – Расстроится! – многозначительно сказал доктор, разведя обреченно руки в сторону, – Он против немцев воевал, великую отечественную прошел, друзей, родных потерял, а теперь на склоне лет: – На дед, немецкую линзу в глаз! Получай!

      Все эти «получай» сопровождались пародией на рукопашный бой и метание невидимой осколочной гранаты в толпу фашистских призрачных диверсантов. В этот момент мне показалось, что во всей этой драме больше всех расстраивается сам доктор, медленно, но верно вживаясь в шкуру своего тщедушного пациента.

      – Мы ему не скажем. – сухо заверил врача брат.

      А я, излишне учтиво взяв офтальмолога за толстый, батонообразный локоть, произнес: – Не переживайте!

      4.

      Неразборчивое ворчание и отчетливый мат, вылизанный бледным старческим языком по букве, скалился из темноты, перемежаясь со скрипом старой кровати. Подлая бессонница спесивой девкой тиранила старика каждую ночь, выгоняя из теплой постели в ванную, затянуться пару раз дешевой сигаретой, вставленной в резной короткий деревянный мундштук. Каждый раз после перекура дед шел проверять замки на входных дверях, прощупывая своими узловатыми пальцами каждую задвижку. Стараясь никого не разбудить, он с надрывом сопел и, боясь лишний раз щелкнуть выключателем, беспрестанно чиркал зажигалкой, доводя себя до полного исступления и раздражения, что полностью выветривало из его головы сон.

      Расправившись с входными дверями, практически на ощупь, скобля дугообразной ладонью по стене и проклиная свой возраст, он, прихрамывая, волочился проверять окна. Достаточно ли плотно зашторено каждое